Александр Путятин - Огнем и мечом. Россия между «польским орлом» и «шведским львом». 1512-1634 гг.

Таким образом, лидеры определились быстро. Самым перспективным из них сразу же стал Владислав. За интересы юного Сигизмундовича готова была сражаться подходившая к Москве армия Жолкевского. Королевичу присягнули ратники Валуева. Его кандидатуру поддержали лидеры Боярской думы: Мстиславский и Воротынский. Второе-третье место разделили Гедиминович Василий Голицын и сын лидера старомосковского боярства Михаил Романов. Суздальская знать после свержения Шуйских не смогла выдвинуть достойного кандидата, а представители опричных родов дискредитировали себя службой у самозванца.

Избирательная кампания продолжалась недолго. Главной претензией к предыдущему монарху была келейность его избрания. А потому бояре вскоре пришли к выводу, что голосовать за нового царя следует «всем заодин всею землею, сослався со всеми городы» {127} 127 Скрынников Р.Г. Три Лжедмитрия. М., 2003. С. 437. . Вряд ли это стало действительной причиной, по которой Дума отложила выборы. В верхах общества не было единства. Боярские лидеры Мстиславский и Воротынский держали сторону Владислава, в то время как глава Освященного собора Гермоген агитировал за русских кандидатов: Голицына и Романова. В результате сошлись на том, что до проведения «правильных» выборов Дума создаст особую комиссию по управлению страной. Во главе ее встал боярин Федор Мстиславский. Кроме руководителя Думы туда вошли Иван Воротынский, Василий Голицын, Иван Романов, Федор Шереметев, Андрей Трубецкой и Борис Лыков. Так появилась печально знаменитая Семибоярщина, вскоре запятнавшая себя предательством интересов народа.

Активная позиция в начале выборной кампании стала первым по-настоящему самостоятельным политическим актом Гермогена. А потому имеет смысл подробно остановиться на анализе действий патриарха. Зачем он выдвинул сразу двух кандидатов? Кого Гермоген хотел видеть на троне на самом деле? И был ли такой претендент в тройке лидеров? Чтобы ответить на эти вопросы, нам придется внимательно присмотреться к московскому патриарху, ознакомиться с историей его жизни, попытаться понять уровень знаний и систему мотивировок, составить впечатление о деловых и душевных качествах этого незаурядного человека.

О ранних годах жизни Гермогена известно немного. Даже дату рождения мы знаем приблизительно — 1530 год. Поляки считали, что священник Ермолай (так звали его до пострижения в монахи) происходил из донских казаков, русские историки то выводили Гермогена из городского духовенства, то причисляли к роду Шуйских или Голицыных. Такое обилие гипотез ясно показывает, что о первых 48 годах жизни одного из виднейших деятелей русской истории мы не знаем практически ничего, кроме его мирского имени. Первое значимое событие в жизни будущего патриарха произошло лишь в 1579 году в Казани. Приходской священник церкви Святого Николая в Гостином дворе участвовал в обретении одной из величайших православных святынь — иконы Казанской Божьей Матери. Если верить легендам, именно будущий патриарх написал тогда же краткий вариант «Сказания о явлении иконы и чудесах ее», отправленный духовенством Ивану Грозному. Многие историки считают, что и сам Ермолай в это время переехал в Москву, где в 1587 году, уже после смерти супруги, принял постриг в Чудовом монастыре. Как это часто бывало с талантливыми приходскими священниками, переход к иноческой жизни привел к резкому взлету карьеры Гермогена. В 1588 году он стал игуменом, а затем архимандритом Спасо-Преображенского монастыря. Но это было лишь началом стремительного возвышения скромного монаха. 13 мая 1589 года патриарх Иов возвел Гермогена в сан епископа и практически сразу же поставил его руководить новоучрежденной Казанской митрополией.

Не побоюсь сказать, что работа, доставшаяся Гермогену, была на тот момент самой сложной и ответственной в Русской церкви. Фактически его назначили на передовой рубеж, где предстояла тяжелая борьба за обращение в христианство множества разноверных племен: мордвы, мари, чувашей, татар и других. Причем русскому митрополиту приходилось решать более сложные задачи, чем его католическим и протестантским собратьям в Америке и Африке. Ведь на востоке России существенно иным был характер взаимодействия христиан с местным населением. Европейцы фактически не признавали «дикарей» людьми и хладнокровно истребляли всех, кто посмел перечить «белым господам». Русские, в отличие от них, считали аборигенов равными себе. А потому даже в мыслях не держали возможности беспощадного уничтожения соседей.