Жан Мари Констан - Повседневная жизнь французов во времена Религиозных войн

Лига не намеревалась стать главным органом централизованной власти. Наоборот, лигисты всячески приветствовали создание местных органов самоуправления. В каждом из шестнадцати кварталов Парижа с одобрения Лиги были сформированы выборные советы из девяти нотаблей. Эта новая администрация должна была взаимодействовать с органами власти, заседавшими в Шатле и Ратуше. Советы девяти были наделены полномочиями судов первой инстанции. Во главе каждого совета стоял начальник, которого парижане именовали «шестнадцатым» и который был обязан докладывать обо всем, что происходило во вверенном ему округе.

Советы девяти и поставленные во главе их начальники не заменили собой тайный совет начального периода, по-прежнему именовавшийся Комитетом шестнадцати, так как в состав его входило шестнадцать членов и он представлял интересы шестнадцати парижских кварталов. Следовательно, когда речь заходит о «шестнадцати», чаще всего подразумевают не столько руководителей Парижской Лиги, сколько католических экстремистов.

В 1980 и 1983 годах были опубликованы блестящие работы Эли Барнави и Робера Десимона, посвященные социальному составу лигистов.

Среди 225 активных участников движения, отмеченных Робером Десимоном, 52% составляли представители судейского сословия; из них магистратов было всего 10% (то есть 23 человека, в то время как парламент Парижа в 1588 году насчитывал 150 магистратов), а наиболее многочисленную группу составляла судейская мелкота (40 прокуроров, 26 адвокатов, 13 нотариусов и комиссаров Шатле, 12 солиситоров и сержантов). Затем шли негоцианты — 30%, а ремесленники, не самая многочисленная социальная группа населения Парижа, составляли всего 10%; на последнем месте оказались финансисты — 6%.

Итак, лигисты вовсе не были сборищем «мошенников», вышедших из самых низов столицы, как утверждали их противники, а напротив, «в большинстве своем являлись представителями средних классов, рядом с которыми поместилась горстка знатных нотаблей и щепотка простонародья» (Робер Десимон).

Между прочим, две трети лигистов родились в Париже от отцов-парижан—либо коренных, либо устроившихся в столице и не собиравшихся ее покидать. И принадлежность к парижской среде, к исконному населению столицы, сыграла не последнюю роль в их идеологическом сплочении.

Радикализм лигистов был обусловлен их социальным составом: большинство из них были люди обеспеченные, и они мечтали о городском самоуправлении, казавшемся им образцовой моделью политической организации общества. Уроженцы Парижа, независимые от центральной власти, все эти адвокаты, прокуроры, торговцы, ремесленники, не могли смириться с тем, что должности магистратов и прочих чиновников верховных судов и муниципальных органов распределяются «наверху», что эти должности могут купить те, кто более заботится о своей карьере, нежели о пользе общества. Новшества, будь то религиозные или политические, рождали у парижан чувство неуверенности в завтрашнем дне.

Известно, что парижское духовенство играло в Лиге далеко не последнюю роль. Согласно исследованию Эли Барнави, среди двадцати семи служителей церкви, вступивших в Лигу, было три епископа (Мо, Суассона и Санлиса), два каноника, шесть священников парижских приходов, шесть монахов (два иезуита, два кордельера, один фельян, один бенедиктинец), три доктора и один бакалавр теологии.

Люди духовного звания в большинстве своем были интеллектуалами и профессорами, чаще всего профессорами философии, наделенными блестящими ораторскими способностями. По данным Робера Десимона, священники-лигисты имели численное преимущество перед своими противниками: тринадцать против пяти, однако священников, сохранявших нейтралитет, было столько же, сколько лигистов.

Парижские нотабли, коренные парижане, правившие Парижем от имени Лиги, вынуждены были конкурировать с проповедниками, чье виртуозное владение словом заставляло толпу поверить, что она уже вошла в «Небесный Иерусалим», столичный город, независимый от королевской власти, управляемый истинно благочестивыми людьми и исполненный Божьего духа.

Ряд черт, присущих парижским лигистам, можно обнаружить и у провинциальных лигистов.

Население провинциальных городов, примкнувших к Лиге, как и парижане, было вовлечено в такой же водоворот страстей, однако в отличие от них не тяготело к воинственному мистицизму. Более того, провинция в большинстве своем поддерживала партию политиков, поэтому города, где были созданы отделения Лиги, как и города, попавшие во власть протестантов, немедленно начинали устраивать свою жизнь по образцу свободных республик, давно уже существовавших в Германии, Италии и Нидерландах.