Сергей Карпущенко - «Стальной кит – повелитель мира»

– А зачем вы мне все это говорите? – дрожа от страха и негодования, спросил Кошмарик.

– Да потому, – тихо сказал Эдуард, – что и ты с этой яхты уже не уйдешь…

Кошмарик почувствовал, что в глазах его становится темно, а в ушах начинают наигрывать веселые колокольчики. Еще несколько секунд, и он бы свалился со стула, но откуда только взялась у мальчика воля, приказавшая телу собраться и даже приготовиться к атаке.

– Для чего я вам нужен? – спросил Кошмарик, тоже улыбаясь. – А может, у меня и почек-то нет совсем или они с камнями, а?

– Тогда у тебя отыщется здоровая селезенка, – тоже улыбнулся живодер.

– И селезенки у меня нет, – вздохнул Кошмарик. – Разве не слышали, что есть такие люди?

Зоб Эдика опять задрожал, свидетельствуя о том, что его владелец готов рассмеяться снова.

– Это ты, я знаю, на Антона Чехова намекаешь. Ведь именно он в молодые годы так подписывался – «Человек без селезенки». Но у тебя, дружочек, должна быть селезенка, причем очень хорошая, молодая. Я скоро ее увижу, а потом увижу и то, чем наполнены юные тела твоих друзей… Они обязательно придут сюда, чтобы разыскать тебя. Нет, я сам приглашу их на яхту, как приглашаем мы рыбаков, соблазняя их угощением…

И Эдуард, глаза которого сощурились до двух узких щелочек, а рот растянулся в хищной улыбке, открыв кривые желтые зубы, стал приближаться к Кошмарику, и в его руке, протянутой к Леньке, мелькнуло что-то блестящее и узкое – то ли нож, то ли скальпель.

Конечно, можно было попробовать умолить этого страшного человека пощадить жизнь, пообещать ему быть покорным помощником в его грязных делах. Можно было, бросив ему под ноги стул, попытаться удрать из «кабинета Франкенштейна». Но Кошмарик, осознав, что бездействие или мольбы окончательно погубят его, резко поднялся со стула и вместе с халатом сорвал с крюка висевший на нем автомат. Нет, он не знал системы этого оружия, но едва руки Леньки впились в холодную сталь, как инстинкт подсказал Кошмарику, что нужно дернуть рычаг затвора, находящийся справа. Механизм, проскрежетав в железном теле автомата, убедил мальчика в том, что оружие готово к бою, и он прокричал, сатанея от собственной смелости, от ненависти к стоящему перед ним упырю:

– А ну, гнида, нож на пол бросай! Руки за голову!

Никогда прежде Кошмарик не видел на лицах людей выражения ужаса, совершенно затмившего разум и подчинившего волю. Сжатые до узких щелей глаза живодера раскрылись так широко, что казалось, они вот-вот выскочат из орбит и покатятся по полу, точно шарики для пинг-понга. Щеки Эдуарда задрожали, рот раскрылся, а его противный зоб опустился на грудь. Этот человек, привыкший к полной безнаказанности, привыкший глумиться над беспомощной жертвой, сам оказался в положении жертвы, а поэтому не мог пережить без сильнейшего волнения такое внезапное превращение.

Что делать с этим выродком, Кошмарик решил быстро. Заставив его повернуться, он приказал, когда тот замер, держа руки за головой и сгорбившись, потому что боялся получить в спину автоматную очередь:

– Выходи на палубу!

– А ты не будешь стрелять?! – не спросил, а тоскливо прокричал тот, кто считал, что здоровым имеет право быть лишь человек богатый.

– Иди! Там посмотрим! – стараясь говорить хотя бы баритоном, приказал Кошмарик и даже пихнул живодера меж лопаток стволом автомата.

Когда поднялись на палубу и Эдуард, стоя у невысокого фальшборта, снова уставился на Кошмарика своим просящим взглядом, Ленька, наводя автомат прямо в голову мужчины, приказал:

– А теперь, хорек, прыгай в воду и плыви к форту! Там тебя встретят с удовольствием! Рыбаков больше на угощение приглашать не будете!

С видом загнанного зверя, дернувшись всем телом, Эдуард бросил короткий взгляд на залив. От форта успели отплыть метров на триста, но до ближайшего берега было еще дальше.

– Я не доплыву! Я не доплыву! – чуть не плакал мужчина, понимая в то же время, что Кошмарик шутить не будет. – Мне нельзя на форт! Там меня растерзают!

– И правильно сделают, – спокойно сказал Кошмарик и дал короткую очередь, стараясь стрелять поверх головы Эдуарда.

С криком, в котором слышались и ненависть, и жалость к себе, и обида на случай, так жестоко подшутивший с ним, Эдуард буквально перекувырнулся спиной через фальшборт, и громкий плеск воды заглушил этот дикий крик. Кошмарик видел, что скоро Эдуард, отфыркиваясь, показался из воды и, бешено молотя руками, поплыл подальше от яхты, где бедных людей лишали принадлежащей им по праву жизни, чтобы даровать здоровье тем, кто мог за него заплатить.