На этом, однако, самаркандская история не закончилась. В Петербурге, главным образом в Министерстве иностранных дел, возник переполох. Англичане, беспокоить которых министр Горчаков весьма опасался, сделали русскому правительству представление. Горчаков, в свою очередь, восстановил Царя против «самовольного» генерал-губернатора. В результате в августе 1868 г., когда Кауфман выехал из Ташкента в Петербург для личного доклада, его встретил в степи на одной из почтовых станций фельдкурьер с категорическим Высочайшим предписанием немедленно вернуть Самарканд и Катта-Курган бухарскому Музаффару. Константин Петрович прочитал предписание и, не сделав никакого распоряжения, продолжил свой путь. Он сознательно пошел на грозу.
Высочайший гнев был велик, но Кауфман стоял на своем: отдать Самарканд и другие завоеванные города и кишлаки – значит резко уронить престиж России в глазах местных правителей и населения; всерьез после этого ни к каким российским требованиям относиться не будут и всегда будут сравнивать Россию с Англией, которая никогда так себя не ведет. Император внял и смягчился; приказал: «Пойди и скажи все это Горчакову». Канцлеру ничего не оставалось, как принять к сведению Монаршую волю и скрыть свою досаду. Константин Петрович на этот раз победил и в Петербурге.
Вернувшись осенью в Ташкент, он говорил в кругу соратников:
«Наша дипломатия, да и все правительство поддались угрозам и беснованию Англии; выяснилось же главное – полное непонимание положения России в Средней Азии… Да, это бюрократическое невежество наше поразительно. Само беснование Англии должно было не пугать наше правительство, а радовать его.
Если наше движение в Азии приводит англичан в такое неистовство, то, значит, оно верно попало в цель, для кого-то опасную, следовательно, непременно полезную нам. Ведь несомненно, что Англия – враг России и нигде не уязвима, кроме как в Азии. Это узда, которой мы всегда можем сдерживать Англию, готовую нам всюду вредить, что уже и показала она в Крымскую кампанию» [200].
Самарканд в конечном счете остался за Россией – хан смирился с утратой священного города, контролирующего к тому же подачу воды в пределы эмирата. Кауфман был награжден орденом Святого Георгия 3-й степени, и в Николаевском инженерном училище, выпускником которого он был, по повелению Императора установили мраморную доску с золотом выполненной надписью «Самарканд, 1868» и его именем.
Взятие Самарканда отразилось в солдатском фольклоре; К.П. Кауфман стал его героем. Туркестанские роты и сотни теперь на марше и на привале распевали совсем новые песни:
Не пыль со степи закрутилась,
Глаза путнику застилаючи, —
То войска наши суетилися,
В поход себя собираючи.
От Кауфмана им приказ пришел:
Чтоб в день они поуправились…
И наутро отряд по дороге уж шел:
К Самарканду войска понаправлялись.
То была своего рода песенная история самаркандского похода, которая излагалась эпизод за эпизодом. Были и оценочные куплеты:
Мы всегда бухарцев бьем,
Им мы ходу не даем.
Из себя на вид он ловок,
Да душой – трусишка – робок,
Коль идешь к нему на штык,
От тебя сейчас он прыг.
Его храбрость мы видали —
В Самарканде испытали.
Обычного для фольклора преувеличения в этой оценке не было: готовность к паническому бегству с поля боя была неоднократно продемонстрирована бухарским воинством, что, надо полагать, глубоко оскорбило патриотические чувства мирных бухарцев, которые еще несколько лет назад весьма оптимистично оценивали боеспособность своей армии. «Я слышал, – пишет А. Вамбери в своей книге «Путешествие по Средней Азии..», – как погонщики и поселяне, стоя перед чайными лавками, толковали о политике. Бедные люди приходили в восторг, говоря о геройских подвигах своего эмира. Они рассказывали, что он проник из Коканда в Китай и, покорив все под свой скипетр на востоке, хочет также завоевать Иран, Афганистан, Индию и Френгистан (то есть Францию. – Е. Г.), все страны до самого Рима; таким образом, мир поделился между султаном (турецким. – Е. Г.) и эмиром» [201].
Таковы были амбиции – и не только у бедных поселян в 1863 г., когда в тех краях под чужой личиной скитался венгерский востоковед. Поражение Бухары в войне с русскими разрушило наивную веру подданных эмира в его могущество и усилило сепаратистские поползновения вероломных вассалов, взявших сторону мятежного эмирского сына Абдулмалика. В какой-то момент положение владетеля «благородной Бухары», потрясаемой бунтами, стало катастрофическим; и тогда на помощь пришли вчерашние враги. По приказу Кауфмана в дело вмешался начальник Зеравшанского округа генерал Абрамов, который очень быстро «разобрался» с Абдулмаликом и его союзниками – шахрисабзскими беками: разбил их при городе Карши и вернул Каршинский оазис под власть эмира.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу