Евгений Глущенко - Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования

Госпожа «Удача» повернулась к Михаилу Григорьевичу анфас. После занятия двух ключевых пунктов – Туркестана и Аулие-Аты – в Петербурге приняли решение создать третью пограничную линию – Новококандскую и назначить ее начальником М.Г. Черняева. Однако Черняев еще не знал о своем назначении, когда, решив развить успех, пошел воевать Чимкент. Захват Чимкента не предусматривался планом военных действий на 1864 г., однако Черняев справедливо полагал, что без этого дорожного узла новая российская граница была бы неполноценной. Он попросил поддержки у Веревкина, который стоял в нескольких переходах от Чимкента, но «получил от Веревкина грубое письмо от 2 июля, в котором тот уведомлял, что отряда не вышлет, потому что нужно строить помещения на зиму и косить сено» [102].

Формально Веревкин был прав – поход на Чимкент был явной импровизацией новоиспеченного генерала, к тому же до Веревкина еще не дошло приказание военного министра: «Высочайше повелено для единства распоряжения на новой Кокандской линии подчинить генерал-майору Черняеву всю эту линию до долины Чу до Яны-Кургана со включением и войск, составляющих отряд генерала Веревкина» [103]. То был удар по самолюбию не только Веревкина, но и Безака. В самом деле, большая часть территории, завоеванной Веревкиным, включая Туркестан, отходила под командование несносного Черняева, да еще и отряд Веревкина в придачу. Естественно, что Безак поспешил послать донос в Петербург, раскрыв планы Черняева захватить Чимкент. Между Петербургом, Оренбургом и Омском летели курьеры и телеграммы: военный министр попросил Дюгамеля вразумить Черняева, «чтобы отнюдь не увлекался далее того, что было предположено» [104].

Министр и генерал-губернаторы, однако, не понимали, что имеют дело с Ермаком Тимофеевичем. Ермак же возмущался: «Из последних бумаг, полученных из штаба Сибирского корпуса, – писал Михаил Григорьевич своему другу Полторацкому 20 августа, – я заключаю, что ветер подул мне в самое рыло. Если это будет продолжаться, то я стану отплевываться, а затем и вовсе плюну. Я сделал все то, что предполагал сделать еще в Петербурге, и могу продолжать дело, если будут иметь ко мне доверие и не станут слушать наговоров Безака. Не представляйте себе кокандцев такими, какими они были в Пишпеке и т. п.; у них руководители не хуже наших, артиллерия гораздо лучше, доказательством чего служат нарезные орудия, пехота вооружена штыками, а средств гораздо больше, чем у нас. Если мы их теперь же не доканаем, то через несколько лет будет второй Кавказ. Завтра идем в Ташкент…» [105]

Из текста ясно, что Черняев претендует на роль самостоятельной фигуры, которой следует доверять; он делает то, что наметил еще в Петербурге, то есть это отнюдь не исполнитель чужой воли. Черняев, однако же, уверен в поддержке Государя и, несмотря на противодействие непосредственного начальства, готов двигаться на Ташкент, взятие которого инструкциями не предусматривалось.

На пути к Ташкенту стоял Чимкент. Черняев овладевает им со второй попытки 22 сентября. Свой штурм он ни с кем не согласовывал. Захваченные трофеи, нарезные орудия в том числе, подтверждают его правоту: кокандская армия модернизируется. Не ошибся он и в поддержке Государя, чему свидетельство – престижнейшая награда – знак ордена Святого Георгия 3-й степени. Безак посрамлен, Дюгамель обескуражен, – зачем же Петербург велел ему сдерживать этого напористого генерала? Англичане возмущены, но эта их реакция ожидалась, и, пока продолжается подавление Польского восстания, она на руку российскому правительству. Горчаков, как обычно, взволнован.

Путь на Ташкент открыт, и черняевский отряд, практически без отдыха, снова шагает по пыльной дороге под все еще жарким солнцем к заветной цели. Как и прежде, этот поход Михаил Григорьевич ни с кем из вышестоящих лиц не согласовывал. Месяц назад, когда Черняев обстреливал крепость Чимкент, его друг и единомышленник Полторацкий убеждал Милютина в необходимости включить Чимкент в цепь укреплений пограничной линии. Дмитрий Алексеевич тогда возразил: «Хорошо, но кто поручится, что за Чимкентом Черняев не признает необходимым взять Ташкент, а там Коканд, и конца этому не будет» [106]. Имея дело с Черняевым, такую гарантию не мог дать никто. Полторацкий тем не менее постарался урезонить друга: «Не идите далее, ограничьтесь линией Арыси!» Черняев не послушал его, он не собирался слушать никого; возможно, остановился бы, если бы получил приказ лично от Государя, но Государь не высказывался. А военный министр как в воду глядел: за Чимкентом последовал Ташкент, потом другие города Средней Азии, в том числе Коканд, и конца этому не было долго, хотя Черняева уже не было в Средней Азии.