Константин Романенко - Если бы не сталинские репрессии!. Как Вождь спас СССР.

Вопрос: Какое участие в осуществлении ареста состава XVII съезда партии должны были принять вы?

Ответ: Предварительной договоренности со мной не было. Енукидзе мне говорил, что если б план этот был принят, то большая работа легла бы на меня, и что об этом до совещания он имел разговор с Рыковым и Томским.

Вопрос : Значит, план свержения Советской власти путем ареста состава XVII съезда партии был принят предварительно центром правых?

Ответ : Да, несомненно. От имени центра правых Рыков и вносил это предложение на совещании центра заговора.

Вопрос: И не состоялось это только потому, что Каменев «струсил», а Пятаков не имел инструкций от Троцкого?

Ответ: Не состоялось потому, что не было достигнуто! единодушия по этому вопросу. Возражали троцкисты и зиновьевцы.

Вопрос: Тут что-то неясно. Вы показываете, что план ареста XVII съезда партии был принят центром правых, что Рыков, внося это предложение на совещании центра заговора, заявил, что правые могут осуществить этот план собственными силами — гарнизоном Кремля, частями Московского военного округа, при участии заговорщиков из НКВД. Почему же это не было сделано?

Ответ: Я уже говорил, что троцкисты и зиновьевцы возражали против этого плана.

Вопрос: Но правые могли это сделать сами, без троцкистов и зиновьевцев?

Ответ: В среде центра правых по этому вопросу также не было полного единодушия: был против, или, вернее, колебался Бухарин. Енукидзе говорил мне, что на совещании центра правых Бухарин пытался доказать, что политическая ситуация в стране не такова, что переворот может произойти без дополнительных столкновений, и выступал против плана переворота. Возможно, что в связи с этим правые без поддержки зиновьевцев и троцкистов и без внутреннего единства сами не пошли на осу­ществление своего плана переворота.

Вопрос: А как лично вы относились к этому плану?

Ответ: Предварительного моего мнения никто не спрашивал. Рыков, должно быть, не сомневался, что я окажу полную поддержку этому плану. Меня об этом плане информировал Енукидзе после того, как план ареста XVII съезда партии был отвергнут центром заговора.

Вопрос. Но когда вы беседовали с Енукидзе, вы высказывали ему свое отношение к этому делу?

Ответ : Енукидзе я ничего не говорил. Но разговор этот произвел на меня большое впечатление. К этому времени в самом аппарате б. ОГПУ сколько-нибудь сильной организации у меня еще не было. Я только приступил к ее созданию. Если бы план был принят и потребовалось участие в осуществлении его, то я оказался бы в дураках и реальной силы выставить не сумел бы. Поэтому меня лично удовлетворила та информация, что до дела не дошло.

Наряду с этим меня напугало, что центр заговора реально ставит вопрос о государственном перевороте, и он может быть осуществлен без меня и так, что я останусь на задних ролях. Это обстоятельство и решило вопрос о необходимости форсирования организации собственной своей силы в ОГПУ-НКВД, и с этого момента начинается создание самостоятельной заговорщической организации внутри НКВД. В разговоре с Енукидзе я ему об этом, конечно, ничего не говорил. Я заявил только, что о таких делах впредь прошу договариваться со мной предварительно и не ставить меня в известность постфактум»[51].

Вэтот же день, 19 мая, состоялся и очередной допрос комкора Фельдмана, которого арестовали 15 мая — на следующий день после Корка. С Тухачевским Бориса Фельдмана связывала не только личная дружба, но и «боевое» прошлое. Во время подавления «антоновского восстания» Фельдман командовал в Тамбове «Экспедиционным корпусом», а в период пребывания Тухачевского на посту командующего Ленинградским ВО он служил его начальником штаба. С 1934 года, когда Тухачевского назначили заместителем наркома обороны, Фельдман стал начальником Управления по комначсоставу РККА и членом Военного Совета при наркоме обороны.

И, работая под руководством Гамарника, именно Фельдман непосредственно координировал расстановку в войсках «великих полководцев», но в момент ареста он уже месяц находился на должности заместителя командующего Московским ВО .

Сразу после ареста Фельдман написал заявление следователю Ушакову: «Вы и[начальни]к особого отдела т. Леплевский, который также беседовал со мною, предъявили обвинение в участии в военно-троцкистской антисоветской организации и предлагаете встать на путь чистосердечного раскаяния. Прошу ознакомить меня с фактами, изобличающими меня в участии в вышеназванной организации. После этого мне легче будет разобраться в этом вопросе».