Константин Романенко - Если бы не сталинские репрессии!. Как Вождь спас СССР.

Продолжением этой линии стало и то, что 5 мая в очередном постановлении Политбюро прокурору Союза ССР Вышинскому предписывалось: « Пересмотреть судебные приговоры и снять судимость с инженеров и техников угольной промышленности Донбасса, осужденных по производственным делам без достаточных оснований или на протяжении последующей работы показавших себя добросовестными и преданными делу работниками».

Существо и характер этой меры были раскрыты в опубликованном 15 мая «Правдой» интервью Вышинского «Что делает прокуратура в связи с решениями СНК и ЦК ВКП(б) о Донбассе». В нем прокурор говорил: «Некоторые хозяйственники в порядке самостраховки увольняют с работы лиц, виновность которых не доказана, но даже не расследована». Он указывал, что в ряде случаев из-за неудовлетворительного расследования хозяйственников и специалистов «осуждали без достаточных оснований».

Поэтому Вышинский извещал, что «прокуратура потребовала из Донбасса все дела лиц, осужденных по производственным преступлениям с 1934 по 37 гг. для сплошной проверки». Одновременно он сообщал, что при обнаружении отсутствия оснований для осуждения, а также в отношении лиц, которые «показали себя честными и добросовестными работниками, будет возбужден вопрос о снятии судимости».

Но если публиковавшиеся в печати сообщения Центрального Комитета и Прокуратуры свидетельствовали о либерализации общественных отношений, то в кабинетах Лубянки следователи заполняли листки протоколов информацией иного рода. И чтобы восстановить логику и взаимозависимость событий, повернем вектор времени назад.

Авель Енукидзе был известной фигурой во властных верхах. Участник Февральской революции 1917 года, уже в июле следующего он стал секретарем Президиума ВЦИК, а с декабря 1922-го - Президиума ЦИК СССР. Однако он был не только одним из руководителей в системе законодательной власти. Именно он подбирал сотрудников аппарата Кремля, вплоть до библиотекарей и подавальщиц в столовой. Одновременно он контролировал все внутренние службы, включая его охрану. Непосредственно Енукидзе подчинялся и комендант Кремля Рудольф Петерсон, один из командиров латышских стрелков, который всю Гражданскую войну был начальником «поезда председателя Реввоенсовета» Троцкого.

Уже по служебному положению и давним партийным связям Енукидзе знал «всех», а «все» знали, что даже среди наиболее «барствующих» партийных чиновников он выделялся особой приверженностью к роскоши и широкой любвеобильностью. Между тем ситуация в Кремле была далеко не безобидна. В начале 1935 года Сталин получил информацию от брата своей первой жены, А. С. Сванидзе, о том, что с целью отстранения от власти его (Сталина), Молотова, Ворошилова и Орджоникидзе в Москве составлен заговор.

Операцию по проведению расследования этого сообщения, получившую кодовое название «Клубок», Сталин поручил лично наркому внутренних дел СССР Ягоде, и развернувшиеся с 10 января 1935 года следственные мероприятия в конечном итоге вылились в «дело контрреволюционной группы в Кремле», называемое еще и «кремлевским делом». Однако начавшееся расследование сразу пошло по упрощенному пути. 20 января начальники СПО Г. А. Молчанов и оперативного еврей Карл Викторович Паукер провели первые допросы обслуживающего персонала. Затем к следствию подключились заместитель начальника СПО еврей Генрих Самойлович Люшков, начальник второго отделения еврей М. А. Каган и его заместитель С. М. Сидоров. 27 января «чекисты» арестовали племянника Каменева Б. Н. Розенфельда, работавшего инженером московской ТЭЦ, а через четыре дня — порученца коменданта Кремля А. И. Синелюбова.

В начале февраля Молчанов и Люшков провели допросы 36-летнего коменданта Большого Кремлевского дворца И. П. Лукьянова, его помощников Дорошина и Павлова, а также начальника административно-хозяйственного управления комендатуры Кремля Полякова. Из показаний Дорошина выяснилось, что в Кремле был практически дешифрован и стал известен всей охранной службе курсантов секретный «список 17-ти». Он включал в себя под номерами всех членов Политбюро и руководителей партийно-советского аппарата и использовался для фиксирования их времени прибытия и отъезда из Кремля. Но курсантам, знавшим членов руководства в лицо, не составляло труда «вычислить» зашифрованные номерами фамилии.

Ягода удачно воспользовался установлением этого факта, и уже 4 февраля по его представлению Политбюро утвердило решение «Об охране Кремля». Оно полностью меняло систему обеспечения безопасности проживавших на его территории руководителей страны. Кремлевский караул — внутренняя охрана Кремля и правительственных зданий — был выведен из подчинения ЦИК и Наркомата обороны. Он переводился в подчинение комиссариата внутренних дел; правда, внешняя охрана все же осталась в ведении комиссариата обороны.