Ю Скуратов - Вариант дракона

Я постарался успокоить супругу президента.

- Не тревожьтесь, Наина Иосифовна, упадок сил после такой гонки бывает у всякого бегуна, некоторые после финиша даже двигаться не могут.

- Эльдар Рязанов тоже рассказывал, что после съемок всякого фильма он делается похожим на выжатый лимон, совершенно без сил. Так, наверное, и здесь, - сказала Наина Иосифовна.

- Да, Юрий Ильич... Закройте же наконец вопрос о коробке из-под ксерокса, - тем временем попросила Татьяна Борисовна, - и... насчет Чубайса. Это очень здорово беспокоит и меня, и...

Она хотела сказать "и - папу", но смолчала, и я прошел к президенту.

Ельцин стоял у стола. Медленно, как-то старчески, боком, развернулся, подал мне руку.

- Поздравляю вас, Борис Николаевич, с победой на выборах, - сказал я.

Он улыбнулся, медленным, заторможенным, будто бы чужим движением показал мне на стул.

Я стал произносить какие-то совершенно необязательные слова, потом добавил, что постараюсь не загружать его делами... В ответ Ельцин посмотрел на меня и одновременно сквозь меня, - такой взгляд у него ныне бывает часто, - и сказал, что в принципе его сейчас волнует один вопрос... Он взял папку, лежавшую перед ним на столе, и спотыкаясь, по слогам, безжизненным голосом прочитал, что было написано на обложке: "О неудовлетворительной реализации Указа президента Российской Федерации о мерах по борьбе с фашизмом и другими проявлениями политического экстремизма". Он еле-еле справился с текстом, спотыкался, останавливался, глотал буквы... Половину слов он просто не выговорил.

Невооруженным глазом было видно, что президент находился в плохой физической форме, и в голове вновь возникла тревожная мысль о предстоящей инаугурации: выдержит ли он ее?

Что же касается вопроса о политическом экстремизме, о котором хотел переговорить Борис Николаевич, я был к нему подготовлен. Более того, имел даже специальную беседу с Красновым. Тот упрекал меня в том, что прокуратура ничего не делает, я же считал - наоборот, мы делаем, и немало, чтобы поставить заслон фашизму. На контроле у Генпрокуратуры находится 37 уголовных дел (по статье 74 Уголовного кодекса РФ); успешно идет расследование дел в Екатеринбурге, в Санкт-Петербурге, в Москве... С другой стороны, конечно, хотелось бы большего, но нам не хватает многого, в том числе и оперативных данных, которые надо получить в ходе разработок, а это требует денег, денег и еще раз денег... Мне очень не хотелось в этом разговоре подставлять и А. С. Куликова, и Н. Д. Ковалева. Несколько последних фраз в своем выступлении я должен был бы, конечно, произнести жестко, четко, но я этого не стал делать...

В ответ президент картинно, будто русский богатырь, подбоченился:

- Я не удовлетворен вашим докладом.

Ну что ж, он - президент, он имеет право так говорить. А с другой стороны, кто-то постоянно подсовывал ему эти бумаги, кто-то специально подкладывал топлива в костер, на моей памяти это уже второй разговор с Ельциным на эту тему. На одной из прежних встреч он прямо, без всяких лишних слов, предложил "бартер": он подписывает указ по освобождению Паничева, главного военного прокурора, а я в ответ возбуждаю уголовное дело против партии коммунистов. В "Независимой газете" в то время как раз прошла большая публикация о вооруженных формированиях коммунистов - якобы появились такие...

Но это были всего лишь слухи. От "бартера" я отказался.

Могло быть и другое объяснение недовольства президента. В частности, я, например, не согласовывал с ним возбуждение уголовного дела о "коробке", возбудил уголовное дело по своей инициативе, и это могло заесть президента, вот он и решил одернуть меня, поставить, так сказать, на место.

- А теперь давайте ваши вопросы, - сказал мне президент.

У меня было несколько вопросов, которые мне надо было обсудить, но я помнил о предупреждении Наины Иосифовны и Татьяны и честно говоря, хотел было воздержаться. Согласую, мол, их в другой раз, либо по телефону...

- Давайте, давайте, - повторил Ельцин.

Я попросил "добро" на проведение совещания по коррупции, сказал, что при обновлении правительства надо будет избавиться от недобросовестных, мягко говоря (а на деле от обычных воров и хапуг), чиновников, затем доложил о проблемах, связанных с правами военнослужащих, а также с предстоящим 275-летием российской прокуратуры...

Президент слушал, не перебивал меня, - вообще создавалось впечатление, что он "вчитывается" в текст, который слышит, анализирует его по ходу, но когда я перешел к конкретным делам и начал говорить о "коробке", он неожиданно тихим твердым голосом произнес: