Ю Скуратов - Вариант дракона

Дверь в соседнюю комнату была приотворена. Мелькнула невольная мысль: "А не сидит ли там Татьяна Дьяченко? Очень может быть, что и сидит. Оттопырила по-крестьянски ухо и приготовилась слушать, о чем пойдет речь". В последнее время ежечасный доступ к "телу" - то бишь к отцу - имела лишь она одна. Значит, она "одна" (плюс незаменимые ее советчики Березовский, Волошин, Чубайс, Абрамович, Бородин, Мамут) и решает наши судьбы. В том числе и судьбы Примакова с Путиным, находящихся здесь.

Ельцин откинулся на спинку кресла, отдышался и произнес:

- Вы знаете, Юрий Ильич, я своей жене никогда не изменял...

Такое начало меня обескуражило, но не больше. Я понял: говорить что-либо Борису Николаевичу, объяснять, доказывать, что кассета вообще не может быть предметом официального обсуждения, бесполезно. Откуда вы взяли, господа, эту кассету? Вы же становитесь соучастниками преступления. Что вы делаете? Со-у-част-ни-ки.

И вдруг до меня, как сквозь вату, доходит голос президента:

- Впрочем, если вы напишете заявление об уходе, я распоряжусь, чтобы по телевизионным каналам прекратили трансляцию пленки.

Это же элементарный шантаж, за это даже детей наказывают, не только взрослых. Я смотрел на президента, но краем глаза, каким-то боковым зрением, заметил, что Примаков и Путин с интересом наблюдают за мной, Путин даже шею вывернул. Только у Примакова этот интерес носит какой-то сочувственный характер - Евгений Максимович понимает, в какую ситуацию я попал, а у Путина интерес совсем другой...

Итак, первая фраза президента прозвучала, вызвала некий холод в душе, но я молчу, жду, что дальше.

- В такой ситуации я работать с вами не намерен, - произнес тем временем президент, - и не буду...

Я молчу, президент тоже молчит.

- Борис Николаевич, вы знаете, кто собирается меня увольнять? наконец сказал я. - Коррупционеры. Мы сейчас, например, расследуем дело по "Мабетексу". Там проходят знаете кто?.. - Я назвал Ельцину несколько фамилий. - Это они все затеяли. Они!

- Нет, я с вами работать не буду, - упрямо повторил президент.

В разговор, понимая, что дальше молчать нельзя - я могу перехватить инициативу у Ельцина, - включился Путин.

- Мы провели экспертизу, Борис Николаевич, - сказал он президенту, кассета подлинная.

Не может этого быть! Я даже растерялся - ведь экспертизы обычно проводятся в рамках уголовного дела... Но дела-то никакого нет.

- Тут есть еще и финансовые злоупотребления, - добавил Ельцин.

Мне вдруг стало обидно - я не то чтобы присвоить чей-нибудь рубль себе, не обязательно государственный, - я даже пачку скрепок не мог унести с работы, если у меня дома их не было, я просил жену сходить в канцелярский магазин. И вдруг - такое несправедливое обвинение, фраза, для меня страшная: "Финансовые злоупотребления". Я почувствовал, что у меня даже голос дрогнул от неверия в то, что я услышал:

- Борис Николаевич, у меня никогда не было никаких финансовых злоупотреблений. Ни-ког-да. Ни-ка-ких. Можете это проверить!

В разговор включился Примаков. Но он говорил мягко, без нажима Евгений Максимович, как никто, понимал эту ситуацию, но понимал и другое: его пригласили для участия в этом разговоре специально, чтобы связать руки - ему связать, не мне, чтобы он потом не мог влиять на историю со мной с какой-то боковой точки действия.

Что меня больше всего удивило в этом разговоре? Не кассета. Другое. Первое - игнорирование правовой стороны дела: никакие законы для высшей власти не существуют. Второе: неуважительное отношение к Совету Федерации. Ведь эта разборка происходила на следующий день после его заседания, она возникла как следствие, как сюжетное противодействие, если хотите, тому, что уже случилось. Третье: нежелание "семьи" дать мне возможность переговорить один на один с президентом. Для этого и были подключены Примаков и Путин. Хотя я готовился к беседе наедине.

Тонкие разработчики, конечно же, - Дьяченко, Березовский, Юмашев, Чубайс и Ко.

Очень точно просчитывают свои ходы. Как шахматисты. Особенно Березовский с его системным мышлением. Он, конечно, стоит на голову выше всей этой команды.

- Надо написать новое заявление об отставке, - сказал Ельцин.

- И чем его мотивировать? Совет Федерации же только-только принял решение.

- Пройдет месяц... На следующем своем заседании Совет Федерации рассмотрит новое заявление...

- Но это же будет неуважение к Совету Федерации.

Ельцин в ответ только хмыкнул. Понятно, где он видит этот Совет Федерации. В голове у меня словно бы молоточки какие забарабанили, от их звонких ударов даже заломило виски. "Что делать... что делать... что делать? Надо как-то выиграть время. Но как?" Давление идет вон какое мощное. Самое главное в этом давлении не президент и не Путин, самое главное - Примаков. Я всегда относился к этому человеку с уважением, всегда прислушивался к нему. Что он скажет? Но раз он находится здесь, то понятно, что он скажет. И Примаков сказал: