Юрий Чернер - Улыбка Диллинджера. ФБР с Гувером и без него

Кларенс Келли беспокоился не напрасно. И дело не только в том, что аресты в Сан-Франциско не поставили точку в истории левацкого подполья [113]. Келли верно оценивал ситуацию последующих десятилетий, когда пришлось и США столкнуться с проблемами терроризма — в том числе и под «революционными», но чаще под религиозными лозунгами.

Все время следствия и судебного процесса шли оживленные дискуссии о психологических основах САО и «перерождении» Патриции. Основная версия семейства Херстов — их дочь стала жертвой «промывания мозгов» и по-настоящему не может отвечать за свои поступки. Вполне ожидаемая версия. Процесс продолжался и изобиловал драматическими перипетиями; 27 января 1976 года Патриция Херст была признана виновной в нескольких тяжких преступлениях. Через некоторое время был объявлен приговор — двадцать пять лет лишения свободы. Затем прошла сложная юридическая процедура апелляций, пересмотров дела в связи с процессом Харрисов, и в конце концов федеральный судья Уильям Оррик огласил окончательный приговор: семь лет тюрьмы. Отбывала Патриция срок сначала в Плезантоне, затем в женской тюрьме в Сан-Диего. Не полный срок: стараниями семейства Херстов Патти то отпускали под залог, то направляли на долгое обследование в психиатрическую клинику… Экс-жених Стив У ид сказал так: «Полагаю, что в тюрьме она просидит недолго. Через пару лет будет на свободе. Возможно, сменит имя или уедет за границу, или еще что-то в этом роде». Так и вышло. Но это уже — не о ФБР.

Ни американское законодательство, ни основные служебные инструкции не проводят существенного различия между шпионажем в пользу союзников, скажем стран НАТО, или стран третьего мира, или противников. Но значительная разница в подходах существует. «Дружественные шпионы», например английские, если оказываются выявленными в ходе операций по обеспечению режима секретности, практически никогда не становятся ни объектами гласности, ни судебного преследования. Обычно происходит некоторый обмен колкостями между контрразведкой (ФБР или соответствующим отделом ЦРУ) и МИ-6, проколовшегося агента без шума отправляют восвояси, а бдительных контрразведчиков поощряют. С «недружественными», естественно, поступают совсем иначе — вплоть до тяжкого наказания. Разница не только в результатах: принципиально отличаются и методики работы. «Дружественных» шпионов выявляют по факту, по их оплошностям, по их контактерам, которые по тем или иным причинам оказываются под подозрением. «Вражеских» же шпионов, как правило, стараются выявить заранее, порой годами держат под наблюдением и при первой же возможности доказательства их агентурной деятельности задерживают. Что касается израильских шпионов, то здесь обстоятельства оказываются не столь однозначными. Формально США и Израиль — не союзники; тайное соглашение о стратегическом партнерстве в области разведки и национальной безопасности декларирует исключение шпионажа друг против друга, но декларировать и действительно исключить — вещи очень разные. Например, министр обороны Израиля Ицхак Рабин заявил, что в конце 1970-х и начале 1980-х годов в стране было выявлено 5 американских шпионов в чувствительных областях промышленности, в частности в ядерной сфере. Один из них был занят сбором информации в принадлежавшей государству компании «Рафаэль» в районе Хайфы. Другим был американский ученый, работавший по программе научного обмена на ядерном исследовательском реакторе в Нахал Со-рек. Выявленные шпионы были выдворены из страны. Вполне логично предположить, что в США, стране, которая в сорок раз больше и располагает огромными массивами военно-технологической, научной и практически-политической информации, действует на один-два порядка больше шпионов (не считая «агентов влияния»), чем у американцев в Израиле. И все же жесткого контрразведывательного режима, позволяющего выявить агентов на ранней стадии, чуть ли не предвербовочных контактов, в отношении израильтян не производится. Это в общем-то неизбежно приводит к серьезным утечкам информации, как например в случае с Поллардом.

Джонатан Поллард родился 7 августа 1954 года в еврейской семье, проживавшей в Галвестоуне, штат Техас, но большую часть своего детства провел в городе Саус Бенд в штате Индиана. В престижном Стэнфордском университете, одном из лучших американских учебных заведений, где он обучался, преподаватели отмечали его чересчур богатое воображение. Например, он рассказывал, что якобы убил араба в тот непродолжительный период, когда был в Палестине и служил в охране кибуца. У соучеников даже сложилось мнение, что учеба Полларда в университете оплачивалась «Моссадом». Израильская сторона это не подтверждает и не опровергает. В 1976 году, получив степень бакалавра в Стэнфорде, Поллард поступил во Флетче-ровскую школу права и дипломатии Университета Тафта. Осенью 1979 года ВМС США приняли его на работу в разведку в качестве аналитика. Он работал в Вашингтоне в Оперативном центре наблюдения и разведки, Вспомогательном центре разведки ВМС и Военно-морской службе расследований. Затем он попал в новый Антитеррористический оперативный центр ВМС в Сьютленде, штат Мэриленд, созданный в июне 1984 года как реакция на взрыв исламскими террористами-самоубийца-ми американской казармы морских пехотинцев в Бейруте, когда погибли 241 человек. Серьезная работа по обобщению всех имеющихся фактов, наводок и слухов в сложнейшей сфере борьбы с международным терроризмом требует постоянного доступа к широкому кругу источников и сообщений. Вряд ли есть какая-то другая сфера в области обороны, столь же комплексная и междисциплинарная. Поллард получил выход на большинство банков данных в рамках федеральной разведывательной системы; «курьерский пропуск» позволял ему посещать особо режимные объекты и брать с собой документы для анализа. Когда Поллард прочел «межведомственный мобилизационный план», просчитывающий реакцию США на случай израильского вторжения в Ливан, то решил работать на Израиль. «Я был просто до смерти напуган тем, что собирался сделать Уайнбергер [114], — говорил Поллард. — Я понял, что он установил неофициальное эмбарго на разведку».