Э. Фрежак - Аспазия

Однако государственные дела — не смейтесь, пожалуйста! — заставляют меня быть кратким. Прощайте и вспоминайте иногда вашего искреннего друга.

Дочитав послание, Ксантиппа на минуту задумалась, устремив глаза в одну точку.

— Это единственный спасительный исход! — воскликнула между тем Аспазия. — Вам следует бросить все и ехать поскорее. Пока я жива, Сократа не тронут.

Ксантиппа не особенно тепло поблагодарила за оказанную милость. Аспазия грустно улыбнулась и сказала:

— Вы все еще не можете простить мне, что я устроила ваше несчастное замужество. Милейшая Ксантиппа, ведь ваш муж ухаживал за мною и просил моей руки. Тогда я смеялась над его предложением, теперь же иногда сожалею, что отвергла доброго Сократа. Всю жизнь я играла мужчинами и смотрела на них свысока. А между тем высшее счастье для женщины — это смотреть на мужчину снизу вверх, потому что он превосходит нас умом и серьезностью. Но, разумеется, и женщина должна быть при этом развита, чтобы оценить достоинства мужчины.

Тут Ксантиппа с жаром воскликнула:

— О, разумеется, я слишком ничтожна для Сократа, потому что он лучший человек в мире, я же — самая заурядная женщина. Однако некоторые сильно ошибаются, если полагают, что они больше подходили бы ему. Чтобы понимать такого человека, как Сократ, не нужно быть умным: кто добр, тот поймет его лучше.

Аспазия долго смотрела с легкой иронией на свою противницу. Потом она улеглась поудобнее на постели, причем Ксантиппа поспешила помочь ей. Наконец больная произнесла слабым голосом:

— Да, вы действительно добры, Ксантиппа. Многих афинян рассмешили бы ваши слова о собственной доброте. Но, вероятно, я не хуже их всех, потому что сумела найти в Ксантиппе добрые свойства.

Жена Сократа как будто утратила вдруг свою суровость. В ее просветлевших чертах появился отблеск детской невинной доверчивости и она сконфуженно промолвила, собираясь уходить:

— Ведь я оттого и ревную к вам мужа, что вы были бы достойной его подругой.

Но, едва выйдя на улицу, Ксантиппа забыла умирающую, радостно сжимая в руке письмо. Теперь ей нечего бояться. Они завтра же могут покинуть Афины, чтобы начать новую жизнь. Торопливо ковыляя мимо прохожих, которые указывали на нее пальцами, она воображала себя уже при дворе их высокого покровителя.

Ксантиппа не замечала, что в плену своих радужных мечтаний она бессознательно жестикулирует на ходу и громко произносит бессвязные слова. Когда же уличные мальчишки, давно уже бежавшие за нею вслед, принялись подхватывать хором каждое из этих слов, встречая их громким хохотом, бедная женщина вздрогнула и очнулась.

Ах, ведь они еще в Афинах и Сократу грозит смертельная опасность! Если дохода с сегодняшней лекции окажется мало для путешествия, Ксантиппа продаст соседу участок земли под складом мрамора и стоящую теперь без пользы мастерскую. Лучше уехать завтра же, но, конечно, будет благоразумнее запастись кое-какими деньжонками, отправляясь на чужбину. Вот если сегодня Сократ получит хорошую выручку… Впрочем, об этом можно узнать сию же минуту. И хотя, Ксантиппа твердо обещала мужу не появляться на его лекции, но что ей помешает узнать много ли продано билетов?

Зал, вероятно, был полон, потому что более сотни человек толпилось у входа, желая послушать оратора. Верная своему решению, Ксантиппа не пошла дальше, хотя и прислушивалась к голосу мужа, долетавшему до нее. Сократ, по-видимому, подходил к последней части своей лекции. Ксантиппа поначалу не вслушивалась в его слова, не слыша ничего, кроме неясного гула, но потом она вдруг различила через головы толпившихся у входа людей, на другом конце зала, своего мужа.

Он спокойно стоял на возвышении и говорил:

— Итак, я не отрицаю существования богов, потому что понятие, которое я стараюсь опровергнуть, должно существовать в мире, как понятие. Я утверждаю только, что качества, которые мы связываем с понятием о богах, не подходят ко многим из них. Постараюсь подробнее разъяснить мои слова. Богов, как в обыденной жизни, так и в старинных и новейших трагедиях, принято называть «добрыми богами». Но боги вовсе не обнаруживают доброты. Если бы они были другими, то действительно сделали бы человека господином творения, а не обращали нас в подвластных рабов. Если бы боги не были эгоистами, они не требовали бы для себя жертвоприношений…

Оратор сделал передышку. Мертвая тишина царила в зале, а один человек, стоя рядом с Ксантиппой сказал своему соседу: