Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

Можно вполне согласиться с общим выводом С.Т. Минакова: «Таким образом, никаких конкретных данных о планировании и подготовке Тухачевским военного переворота в апреле – мае 1937 г. нет. Не было этих сведений и в распоряжении Сталина к июню 1937 г. Не было их, по существу, и к февралю 1938 г.». Надо только добавить: не располагал потому, что никаких планов переворота у Тухачевского и его товарищей по несчастью никогда не существовало.

Ю.З. Кантор полагает:

«Вопрос, «заговорщик» ли Тухачевский, не выдерживает критики. Как не выдерживает критики и вопрос – был ли он до конца, бездумно предан Системе. Он не был безоговорочно лоялен, но был, бесспорно, амбициозен. И способен (и вождь знал это) группировать вокруг себя единомышленников, и успешно делал это… Сталин видел в Тухачевском врага своей системы, где «шаг вправо и шаг влево» карались расстрелом. «Оппозиционность» Тухачевского не шла дальше непубличных, отслеженных Лубянкой, жестко критических рассуждений о сложившейся в стране ситуации. Поведение Тухачевского, судя по изученным документам, не дает оснований считать его «борцом антисталинского сопротивления». Стал бы он со временем таковым?»

С этим выводом можно согласиться лишь отчасти. Никакими убедительными доказательствами критики Сталина Тухачевским, пусть даже в узком кругу единомышленников (а такими доказательствами могли бы быть расшифровки прослушки разговоров Тухачевского) мы не располагаем. Нет также реальных свидетельств, что Тухачевский критиковал коллективизацию или какие-либо иные мероприятия Сталина. Он же прекрасно понимал, что в колхозы крестьян загоняют для того, чтобы получить от них хлеб, а через его продажу, в том числе за границу, – средства для модернизации Красной Армии. Да и тех же крестьян Тухачевский без колебания уничтожал, когда подавлял Тамбовское восстание. Наверное, Михаилу Николаевичу не нравился всеобщий дефицит. Но сам-то он от него не страдал, получая более чем щедрые пайки. Все показания об «антисоветских» настроениях Тухачевского были получены после того, когда свидетели сами были арестованы, и в большинстве случаев – уже после ареста и расстрела самого Тухачевского.

Необходимо также подчеркнуть, что никаких конкретных приготовлений к перевороту следствие и суд так и не выявили.

Когда при Хрущеве стали выяснять, что из предъявленного Тухачевскому и другим является чистым вымыслом, то оказалось, что, за исключением намерения добиться смещения Ворошилова (что само по себе не преступление), все остальное опровергается объективными данными документов и показаниями уцелевших свидетелей.

Так, Путна показал, что, когда в сентябре 1935-го узнал о своем отзыве с поста военного атташе в Англии в Москву, то сообщил об этом в Париж сыну Троцкого Льву Седову. От последнего в начале октября в Лондон был доставлен пакет с его запиской Путне и «доверительным письмом» самого Троцкого Тухачевскому. Ознакомившись с письмом, Михаил Николаевич якобы просил Путну передать Седову, что Троцкий может на него, Тухачевского, рассчитывать. Однако на суде маршал говорил о том, что получил письмо Седова, а не Троцкого, но эта нестыковка ни следователей, ни судей не волновала. Сценарий создавался в спешке, и не было времени согласовывать показания подсудимых во всех деталях. Зато удалось добиться от Путны и Тухачевского признания, что они встречались с Седовым в феврале 1936 года в парижском кафе «Вена» (встречу якобы организовал Путна).

Комиссия ЦК обратилась за информацией к бывшему парижскому резиденту НКВД в 1932–1938 годах Б. Афанасьеву, который охотно разъяснил абсурдность всего, что говорилось по этому поводу на процессе Тухачевского: «Я возглавлял нелегальную резидентуру в Париже, которая занималась, главным образом, разработкой деятельности сына Троцкого – Седова и его окружения… Мы были в курсе дела самой засекреченной конспиративной деятельности Троцкого и Седова. Поэтому, когда ставится вопрос, могли ли иметь место встречи Седова с Тухачевским, Путной и другими военными деятелями Советского Союза, о чем говорилось на процессах, имевших место в Москве с 1936 по 1938 год, то можно утверждать, что это не соответствует действительности… Те агентурные и документальные материалы, которые мы получали в процессе разработки Троцкого, Седова, Клемана и частично РОВСа в Париже, ни прямо, ни косвенно не подтверждали те обвинения, которые выдвигались против военных деятелей Красной Армии в связи с делом Тухачевского, Корка, Гамарника, Путны и др.».