Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

Вот донесения осведомителей, это было серьезнее. Но, в самом деле, чего иного мог ожидать Сталин от поэта, над которым не раз откровенно издевался прямо в лицо? Что же касается оценки репрессий и общей обстановки в стране, то в своих суждениях Демьян был отнюдь не одинок. В этом Сталин должен был легко убедиться, просматривая регулярно поступавшие к нему сводки НКВД о настроениях в обществе, также отдельные справки на ряд деятелей литературы и искусства, которые порой высказывались еще резче, чем Демьян, но репрессий избежали.

Интересно, что Сталин не стал преследовать Бедного даже за похвальный отзыв о расстрелянном Тухачевском и за резкую критику репрессий в Красной Армии. Видно, верил, что баснописец еще пригодится. И, конечно же, сам Сталин прекрасно знал, что никакого «заговора Тухачевского» в природе не существовало, а было лишь соперничество двух группировок в руководстве РККА, о котором подробнее я расскажу далее.

В войну, повторю, Демьяна простили и вновь позволили чуть ли не ежедневно публиковать фельетоны в центральных газетах. Он скончался 25 мая 1945 года, через 16 дней после победы. И посмертно Сталин приравнял его к двум другим классикам социалистического реализма, Горькому и Алексею Толстому. 9 марта 1947 года было принято постановление Политбюро «Об упорядочении хранения и использования литературных архивов А.М. Горького, Демьяна Бедного и А.Н. Толстого». Там было что упорядочивать. Все трое имели обширную переписку с «сильными мира сего», в том числе и с теми, кто был впоследствии репрессирован. Да и письма Ленина, Сталина и других избежавших печальной участи вождей далеко не всегда содержали удобные для конца 40-х годов мнения и оценки. Поэтому Политбюро постановило создать специальные комиссии для подготовки к публикации документов из архивов Горького, Бедного и Толстого, а публикацию осуществлять только с разрешения Секретариата ЦК ВКП(б).

Последнее же постановление Секретариата ЦК ВКП(б), посвященное Демьяну Бедному и принятое при жизни Сталина, датировано 24 апреля 1952 года. Оно называлось грозно: «О фактах грубейших политических искажений текстов произведений Демьяна Бедного» и явно было продиктовано Сталиным. Иосифу Виссарионовичу не понравилось, что в сборниках Демьяна Бедного, вышедших в 1950–1951 годах, их составитель В. Регинин «включил в сборники не последние варианты произведений, а более ранние, забракованные самим поэтом, не считаясь с тем, что Д. Бедный улучшал свои произведения, а в ряде случаев вносил в них исправления под влиянием партийной критики». Регинина исключили из Союза писателей, редакторов сняли с работы. Сталин опасался, что многие демьяновские тексты порождают двусмысленные ассоциации. Но до издания нового, исправленного сборника, о котором говорило постановление, уже не дожил.

Интерес к творчеству Д. Бедного пережил ренессанс при Хрущеве, ценившем стихи пролетарского поэта. А с конца 60-х годов Демьян был основательно и, надо признать, заслуженно забыт читателями.

Презент был близко знаком со многими деятелями оппозиции, раскаявшимися и получившими право вернуться в столицу. Бывшие соратники Троцкого слетались в Москву, как бабочки на огонь.

22 июля 1929 года Михаил Яковлевич записал в дневнике:

«Три дня назад в Москву вернулись Смилга и Радек – из ссылки. Несколько дней назад вернулся из Америки Серебряков (это тоже был род ссылки, хотя и весьма комфортной. – Б. С. ). В Москве находится также приехавший из Казани Преображенский.

Вечером, около 11,5 часов я встретился с Радеком, выходившим из 2 дома Советов, и проводил его до Пречистенских ворот, у которых, на Остоженке 1, находится его квартира. Шли медленно и перебрали кучу тем.

• Я вернулся в Москву совсем, – ответил он на мой вопрос, попыхивая неизменной трубкой. – Серебряков, Преображенский, Смилга и я подали на днях заявления в ЦКК с просьбой восстановить нас в партии. С нами – многие, и я надеюсь вернуть в партию большинство исключенных и сосланных. Мы считаем, что сейчас ведется правильная классовая политика, идет громадная борьба с кулаком, и теперь нельзя быть наблюдателем, а нужно активно работать. Личные отношения должны уступить место политике. До высылки Льва за границу мы все всячески удерживали его от опрометчивых шагов. Теперь он для нас пропал, делая одну глупость за другой, и трагедия, что никто не может его удержать. Политика есть политика. У Гольбаха в его «Системе природы» замечательно сказано насчет того, что если человека перемещают с места на место, то ему кажется, что вселенная переместилась, на самом же деле все остается в мире по-прежнему.