Е. Томас Юинг - Учителя эпохи сталинизма - власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.

«Они пережили годы революции, годы гражданской войны, они принимают активное участие в соцстройке, ведут большую общественную работу. Все это перевоспитывает. И если происхождение требует известной настороженности, ибо детство, окружающая среда оставляют сплошь и рядом неизгладимые следы, то решает не происхождение, а весь жизненный путь человека, его теперешняя работа, теперешняя деятельность, его сознательность» {359} 359 Выделение курсивом — в оригинале: ЗКП. 1933. 8 июня. С. 2. .

Следовательно, Крупская, вразрез с приведенными выше историями об увольнениях, считала реальные дела человека более важными для его оценки, чем привитые в семье взгляды.

Эти противоречия в политике и практике иногда круто меняли человеческие судьбы. Положение некоторых учителей из «чуждых» семей в течение 1930-х гг. заметно улучшилось. Для учителя, чья история приведена выше (он то и дело менял работу), перемена политики означала, что «власти перестали беспокоиться о статусе его родителей» {360} 360 HP. A. № 1492. Р. 3-4. . Некоторые дети так называемых чуждых даже получали награды как «выдающиеся педагоги». В 1936 г. учительница Рыжкова, чьи родители были дворянами, со слезами на глазах приняла удостоверение учителя как символ официального доверия к ней, несущей тяжкую ношу «нежелательного» семейного прошлого {361} 361 ГА РФ. Ф. 2306. Оп. 69. Д. 2544. Л. 34-35; Ф. 2306. Оп. 70. Д. 2543. Л. 53. .

Порой принимались решения, противоречащие друг другу. В конце 1937 г. учителя Чечулина уволили за то, что он вышел из «непролетарской» семьи. Несколько месяцев спустя краевой отдел образования распорядился восстановить его в должности, «принимая во внимание долголетнюю честную и добросовестную работу». Однако зав. районо отказался повиноваться и дерзко заявил: «Пусть там крайоно делает, что хочет, а у меня такие, как Чечулин, работать не будут!» {362} 362 Новосельский С. Лжеразоблачители // УГ. 1938. 13 февр. С. 2. .

В конце десятилетия советские руководители стали предостерегать местные организации от карательных акций, основанных только на статусе родственников, особенно когда учителя избежали (или уже преодолели) вредное влияние своих «предков». Журнал Наркомпроса в конце 1937 г заявил: увольнение учительницы за то, что она дочь священника, без учета ее сорокалетнего преподавательского стажа, означает «потерю бдительности» и, по сути, «играет на руку классовым врагам» {363} 363 Большевистская чуткость, Сталинское внимание к учителю // Начальная школа. 1938. № 3. С. 4-5. . Тогда же в конце 1937 г. инспектор Орлов подверг критике дурное обращение с учительницей Померанцевой, одной из «самых лояльных и заметных» преподавательниц в районе:

«Одна из них — герой труда с 23 г., член совета в продолжение 11 лет, имеет ежегодные похвальные отзывы, как по школе, так и большой общественной работе, 25 лет — в одной школе. А на днях в разгар ее общественной работы ее сняли с руководства кружком за то, что она дочь попа, который умер в 1896 г., когда ей было 8 лет».

Еще раз обратив внимание на «потерю бдительности», этот инспектор заявил, что незаконное увольнение Померанцевой «дезориентировало деревню» {364} 364 НА РАО. Ф. 10. Оп. 1. Д. 13. Л. 97. . В этих историях критиковались отдельные случаи произвола местных властей, но лежащий в их основе принцип: социальное происхождение определяет политическую надежность — не подвергался сомнению. Даже получив поддержку от властей, учителя с чуждым социальным происхождением оставались под подозрением, ждали доноса и репрессий.

Противоречивость политики и уязвимость учителей доказывает история одной учительницы. Ее изгнали из деревни, где она проработала пятнадцать лет, за отца-священника. Она пожаловалась в местное отделение «органов», где ей велели продолжать работу. Однако когда секретарь деревенской партячейки отказался пускать ее в школу, чиновники-«защитники» бросили ее на произвол судьбы. Районный прокурор также подтвердил ее право на работу, но не дал никаких документов в подтверждение своего решения. Проработав несколько лет счетоводом, она решила, что реформа образования и повышенная зарплата делают работу в школе более привлекательной. В 1936 г. она начала работать в городской школе Донбасса, где районные власти обнаружили историю с давним увольнением. Так что даже изменения в политике и публичная поддержка личной безопасности ей не дали. В 1936 г., когда напряжение в обществе возросло, ее исключили из профсоюза, хотя она осталась учительницей. После войны она рассказывала, как из-за своего происхождения не могла найти общий язык с коллегами: