Рафаэль Гругман - Советский квадрат - Сталин–Хрущев–Берия–Горбачев

Балтийский флот не смог устоять против такой жертвы. Ради крылатого Эроса он готов был штурмовать Зимний дворец и женские гимназии Санкт-Петербуга.

В 1923 году Коллонтай, председатель первой Международной конференции женщин-коммунисток, призвала их «не сдерживать своих сексуальных устремлений, раскрепостить инстинкты и дать простор любовным наслаждениям!»

О том, как восприняла уроки коммунистически воспитанная молодёжь, свидетельствует эпизод из биографии комсомольского поэта Эдуарда Багрицкого. Он приведён в книге Моники Спивак «Посмертная диагностика гениальности» со ссылкой на воспоминания Олеши, Катаева, Бабеля и ещё десяти очевидцев, присутствовавших на вечеринке в одесском литературном салоне [192].

«Однажды на одной вечеринке заключил пари, что может во время любовного акта при всех присутствующих читать вслух стихи Пушкина и что голос у него при этом не дрогнет. И тут же с одной девушкой привёл в исполнение то, о чём говорил…»

В апреле 1919 года генерал Деникин подписал положение о создании «Особой Комиссии по расследованию злодеяний большевиков». Один из опубликованных ею документов назывался «Акт расследования о социализации девушек и женщин в городе Екатеринодаре по мандатам Советской власти».

Будучи в здравом уме, понять словосочетание «социализация девушек» невозможно. Большевистский декрет, изданный весной 1918 года, разъяснял, что все девицы Екатеринодара в возрасте от 16 до 25 лет подлежат «социализации». Любой обладатель мандата – ими были как красноармейцы, так и начальствующие представители советской власти – имел законное право на «социализацию» десяти барышень. По данным комиссии, по этим мандатам за короткий срок изнасилованы были шестьдесят учениц, в основном барышни из буржуазных семей. А пятиклассница одной из екатеринодарских гимназий в течение двенадцати суток подвергалась истязанию целой группой красноармейцев, которые затем расстреляли её и сожгли [193].

Побесчинствовав, большевики решили упорядочить физиологические инстинкты. В брошюре «Революция и молодёжь», изданной в 1924 году, они сформулировали «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата».

Девятая заповедь Евангелия от большевиков гласила: «Половой подбор должен строиться по линии классовой революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально-полового завоевания». Сексуальное инакомыслие пресекалось.

Двенадцатая заповедь обосновала право коммунистов вмешиваться в личную жизнь пролетария: «Класс, в интересах революционной целесообразности, имеет право вмешаться в половую жизнь своих сочленов: половое во всем должно подчиняться классовому, ничем последнему не мешая, во всем его обслуживая».

«Пролетариат имеет все основания для того, чтобы вмешаться в хаотическое развёртывание половой жизни современного человека». «Половое влечение к классово враждебному, морально противному, бесчестному объекту является таким же извращением, как и половое влечение человека к крокодилу, к орангутангу» [194].

Впору обвинять Оруэлла в плагиате, ему не пришлось выдумывать «Скотный двор» («AnimalFarm») и «1984».

Такие уроки нравственности получил Берия, встретивший Февральскую революцию на пороге восемнадцатилетия. Обвиняя его после 1953 года в сексуальной распущенности, надо помнить, кто был его учителями, и не забывать, в какой атмосфере выросло его поколение.

Отрезвление пришло достаточно быстро. Коммунисты, в первые годы своего правления активно проповедующие свободную любовь, неожиданно стали блюстителями морали. Страну захлестнули венерические болезни. Армия перестала быть боеспособной. В 1927 году доктор Голомб в брошюре «Половая жизнь. Нормальная и ненормальная» привёл страшные цифры.

«42 % наших бурят и 36 % жителей Дагестана больны сифилисом. По статистике Федоровского около 20 % населения Украины одержимы венерическими болезнями(Выделено мной. – Р. Г.). Борьба с последними немыслима без фактического уничтожения проституции, ибо это две сестры, гнездящиеся в одном источнике» [195].

Оставим в стороне литературный язык (местами он вызывает судорожный смех) – сделаем скидку на то, что брошюра была образовательным пособием наших прадедушек и прабабушек и печаталась многотысячными тиражами (тиражу 5-го издания, 70 000 экземпляров, позавидуют многие нынешние писатели). Ещё одна цитата, характеризующая эпоху.