Array Коллектив авторов - Регион в истории империи. Исторические эссе о Сибири

Переселения коренного населения часто создавали картину запустения их прежних земель и впечатление вымирания. Но реальная численность, как уже упоминалось в случае с селькупами, не падала. Не потеряли, например, в своем числе с XVIII по XX век и манси с реки Сосьва (в частности, именно на них в качестве примера ссылался Н.М. Ядринцев, говоря о «вымирании» «инородцев»). Так, по данным V ревизии 1795 года на Сосьве (территория нынешнего Сосьвинского сельсовета) проживали 603 манси, по VII ревизии 1816 года – 659, по X ревизии 1858 года – 617, по переписи 1897 года – 504, по Приполярной переписи 1926 года – 624, по данным 1990 года – 671. Уменьшение численности манси в течение XIX века объяснялось исключительно их миграциями в восточном направлении – на реки Обь и Казым. Одновременно с этим сильно колебалось и число жителей в населенных пунктах на указанной территории, когда в одних она падала на 37–68 % и возрастала на 100–500 % в других. Данная ситуация также обусловливалась постоянными миграциями манси, которые стимулировались потребностями промыслового хозяйства, нуждавшегося в непрерывной смене угодий. Демографическая структура общин в XIX веке отличалась гармоничностью: почти равное соотношение числа мужчин и женщин (54:46 %), высокая доля лиц трудоспособного возраста от 16 до 50 лет (57 %), значительный процент детей (31 %) и незначительный – стариков (12 %). Такие особенности демографической структуры говорят об устойчивом воспроизводстве населения и никак не подтверждают широко бытовавший тезис о «вымирании» и «деградации» вогулов-манси 71.

Разовое и массовое переселение, подобное описанному событию начала XVIII века на Енисее, обычно отмечалось в источниках, и исследователи не удивлялись запустению прежних земель. Растянутые же по времени миграции, подобные передвижениям манси, селькупов, тунгусов и других, фиксировались слабо и поэтому создавали почву для догадок, иногда далеких от реальности. Общая численность коренного населения, иногда действительно падавшая в отдельном административном районе, в пределах российских границ не менялась.

В течение XX века наиболее заметные переселения происходили у шорцев, когда они в массовом порядке, как отмечалось выше, переселялись из сел в города в пределах, в основном, Кемеровской области. Места их прежнего расселения пустели, что привело к исчезновению ряда шорских деревень и даже ликвидации созданного в 1926 году Горно-Шорского автономного округа. Городской образ жизни, в свою очередь, еще больше увеличивал их подвижность и, как мы видим, в 1979 году в Кемеровской области проживало только 12 767 шорцев из 16 033 отмеченных на территории СССР.

Фиксировались в истории Сибири и вынужденные уходы коренных жителей за пределы русских границ, имевшие место с XVII по XX век. Вызывались они иногда произволом местных русских администраторов, а иногда и недовольством официальной политикой государства. Так, неоднократно уходили в степи в начале XVII века отдельные группы татар (иногда даже служилых) Тюменского и других уездов 72. В 1629 году из-за насилий воевод города Тара барабинский князец Кугутейко с ясачными людьми откочевал к джунгарам и вернулся лишь в 1635 году 73. «Отъезжали» из Томска также и телеуты во главе с князем И. Уделековым, что привело к падению числа оставшихся телеутов с 300 человек в 1662 году до 240 в 1674-м 74. В 1646 году за пределы российских границ – в Туву – откочевали телесы, возглавляемые князем Айдаром. Причиной ухода последних стало, видимо, нежелание выплачивать ясак; однако размер алмана в пользу хана, выплачиваемый ими в Туве, как можно понять, оказался больше ясака, и уже в конце 50-х годов XVII века телесы вновь проживали на прежних местах и выплачивали ясак 75. Отмечены и факты ухода бурят за пределы русских границ: так, в 1658 году из-за насилий приказчика Братского острога И. Похабова крупная группа бурят ушла в Монголию. Назад они вернулись лишь в 60-е годы. Случаи ухода бурят в Монголию имели место и позднее (хоринцы, табунуты, хоногодоры), однако почти все они затем возвращались. Видимо, условия их жизни в Монголии были значительно тяжелее, чем под русской властью. Согласно бурятскому преданию, беглецы из Монголии говорили: «Наш хан провинившимся отсекает головы, а русский царь наказывает розгами. Пойдемте отсюда в подданство к белому русскому царю» 76. В результате таких уходов численность ясачного населения ряда территорий падала, а с возвращением – возрастала.

Последним крупным вынужденным переселением за пределы России был уход в 1908–1914 годах в Монголию около 32,5 % всех агинских бурят, что явилось следствием сокращения землепользования забайкальских кочевников по землеустроительному закону от 5 июня 1900 года 77. Численность бурят в Восточном Забайкалье в результате заметно упала и затем росла медленно. Неустойчивая динамика роста населения в XIX–XX веках у агинцев объяснялась также и тем, что, в отличие от других групп бурят, они по-прежнему вели кочевое хозяйство и, соответственно, имели высокую детскую смертность из-за трудных условий быта. Кроме того, много мужчин у бурят, в том числе и у агинцев, находилось в дацанах (монастырях) и не участвовало в воспроизводстве населения. Как отмечал еще декабрист Н.А. Бестужев, живший среди бурят, «калымы и безбрачие лам останавливают размножение этого сметливого племени» 78. Все это вместе и привело к некоторому уменьшению общей численности бурятского населения в Сибири в начале XX века (с 288 тысяч человек в 1897 году до 237 тысяч в 1926-м); главным фактором конечно же был уход части агинцев в Монголию.