Игорь Оболенский - Легенды московских кладбищ

21 марта 1998 года Галина Сергеевны Улановой не стало. Панихида была назначена на 25 марта. Возле Большого театра уже с самого утра собралась длинная очередь желавших проститься с Галиной Сергеевной. Многие приносили чайные розы, любимые цветы великой балерины.

Близкие хотели, чтобы по пути на Новодевичье гроб провезли мимо дома на Котельнической набережной, где жила Уланова. Было совсем рядом, но этого делать почему-то не стали.

Я помню день ее похорон. Гроб с телом вынесли из Большого, как и полагается, под аплодисменты. И пока автомобиль не тронулся, поклонники пытались дотронуться до катафалка.

Первые годы после смерти Улановой на ее могилу на Новодевичьем (сама балерина хотела, чтобы ее кремировали и перевезли прах в Ленинград, тогда уже вновь ставший Санкт-Петербургом) часто приходили поклонники, зажигали свечи, долго стояли и вспоминали. Говорили, что она была не только великой балериной, но и прекрасным человеком.

Я был знаком с Махмудом Эсамбаевым, легендарным артистом, который несколько лет танцевал с Галиной Улановой. Она была на его юбилее. Потом уже рассказали, что когда Улановой сообщили про юбилей Махмуда Алисултановича, она сказала: «Да-да-да, надо поздравить, потому что он так ко мне внимателен, всегда говорит, что хочет опуститься передо мной на колени. Хотя это слишком, я этого не заслуживаю».

Уланова была удивительно скромным человеком. Алексей Толстой называл ее «обыкновенной богиней». Она вспоминала, что в Кировском театре, сегодняшний Мариинский, был холодный пол. А танцовщицам во время спектакля приходилось иногда ложиться на сцену, и, случалось, они простуживались. Галина Сергеевна, которая могла бы потребовать это у дирекции и никто бы не возразил, за свой счет купила ткань, и ею покрыли пол.

Перед войной Уланову вызвали из Ленинграда в Москву, чтобы она танцевала «Лебединое озеро». Тогда в СССР приезжал Риббентроп, аккурат в те дни был подписан Пакт о ненападении между Советским Союзом и Германией. На другой день в гостиницу Галине Сергеевне привезли букет цветов. Она вспоминала, что каждый цветок был завернут отдельно. И была приложена записка со словами восхищения от Риббентропа.

Галина Сергеевна так испугалась, получив письмо и эти цветы, что отправилась в соседний номер к Константину Сергееву, с которым она танцевала. Сергеев тоже испугался и предложил: «Галя, надо срочно звонить в Министерство культуры». Набрав номер, артисты сообщили, что случилось несчастье — получили цветы от Риббентропа и его записку. Но в Министерстве культуры Уланову успокоили, сказав, что нужно не бояться, а наслаждаться цветами.

Обидно, что Галина Сергеевна не оставила книги воспоминаний. При том, что, по словам тех, кто ее хорошо знал, могла по часу, иногда по два, рассказывать о былом, часто делала это даже по телефону. Уланова была очень хорошим рассказчиком. Но, увы, книги не случилось. Хотя Галина Сергеевна работала над ней и мечтала о том, чтобы прожить лет девяносто: как раз хватит времени, чтобы закончить мемуары. А дольше — «уже неприлично».

До последнего дня балерина ходила на каблуках, занималась у станка и даже хранила свой сценический вес — 49 килограммов. Рассказывали, что она выглядела так хорошо, что со спины ее принимали за молодую девушку и даже пытались знакомиться на улице.

А в 1984 году случилось невероятное: в Стокгольме ей поставили памятник. При жизни. И сама Галина Сергеевна присутствовала на его открытии. Этот памятник (работа Елены Янсон-Манизер: статуя в образе лебедя) стоит перед музеем балета и украшают его три слова — «Лучшей балерине современности».

Какими словами представить моего следующего героя — клоун, артист, телеведущий, рассказчик, писатель? Скажу просто — Юрий НИКУЛИН (1921–1997).

Летом 1997 года Никулин часто жаловался на боли в сердце. И в итоге обратился за помощью к своему другу, директору Центра эндохирургии и литотрепсии Александру Бронштейну. Сам врач так вспоминал события того грустного лета:

«Мы положили его в палату, сняли электрокардиограмму — и… ничего с ее помощью не обнаружили. Но сейчас есть другой способ диагностики — т. н. коронарография, которой у нас владеют блестяще. На следующий день ему эта коронарография была проведена. Когда мы увидели результаты, наступил шок.

У него сердце было закольцовано в три магистральных сосуда. Они были закрыты. Может быть, у него были веточки, которые снабжали сердечную мышцу, но что-то надо было с этими сосудами делать. И хотя бы один из них — немедленно открывать. Я об этом сказал родственникам Никулина, сказал звонившему Лужкову, который, кажется, на Байкал собирался в отпуск.