Чрезвычайно ярко и образно определил суть проблемы В. Эдер: дело не в смене одной формы правления другой, а в «сползании, едва различимом переходе к системе, в котором чисто республиканский принцип — формирование социальной и политической власти, основанной на персональных взаимоотношениях и зависимостях, — дошел до крайности» {24} 24 Eder W. Augustus and the power of tradition // Between republic and empire. 1990. P. 71-122.
.
В западноевропейской историографии наиболее последовательными выразителями идеи постепенной трансформации Римской республики в территориально-державное государство являются сторонники социологической «теории конфликтов». Они говорят о гетерогенном характере социально-политического конфликта, охватившего римское общество и государство с середины II в. до н. э., и рассматривают этот конфликт как результат поляризации социальной структуры Римской республики и ослабления республиканской системы всевластием римских наместников {25} 25 Наиболее ярким выразителем «теории конфликтов» является Г. Альфёльди, см.: Alfoldy С. 1) Die romische Gesellschaft — Struktur und Eigenart // Gymnassium. 1976. Bd. 83. S. 1; 2) The social history of Rome. Ed. 5. Routledge, 1988. P. 73—93. Созвучные оценки высказывают П. А. Брант, Г. Шнайдер и др. См.: Brunt P. A. Social conflicts in the Roman Republic. L., 1971; Schneider H. Die Entstehung der romischen Militardiktatur. Krise und Niedergang einer antiken Republik. Köln, 1977.
.
В отечественном антиковедении принципиальным противником революционной концепции был Н. А. Машкин. Он считал, что революция — переворот, вносящий в общественную жизнь качественные изменения и устанавливающий новые отношения. Поскольку римские политики не ставили принципиально перед собой и перед обществом таких задач, вряд ли их деятельность и события с нею связанные можно, по мнению, Н. А. Машкина, считать революцией {26} 26 Машкин Н. А. Принципат Августа. Происхождение и социальная сущность. М.; Л., 1949. С. 294—296.
. О постепенной трансформации Римской республики в империю, правда, не дефинируя процесс ни как революцию, ни как реформу, говорили В. С. Сергеев, А. Б. Егоров, А. В. Игнатенко, Я. Ю. Межерицкий и др. Главный их аргумент в том, что в самой республиканской системе, какой бы аспект социально-экономической, политической или духовной жизни ни рассматривать, была заложена возможность подобной трансформации и предпринимаемые римскими политиками реформы усугубляли ситуацию {27} 27 См.: Сергеев В. С. 1) Эпоха военных диктатур // БК. 1936. № 8. С. 85—97; 2) Второй триумвират и падение Римской республики // ИЖ. 1937. № 9. С. 63—76; Егоров А. Б. Рим на грани эпох. Проблемы рождения и формирования принципата. Л., 1985; Игнатенко А. В. Древний Рим. От военной демократии к военной диктатуре. Свердловск, 1986; Камалутдинов К. Я. Цицерон о месте и роли princeps в политической системе римского общества (по материалам трактата «О государстве») // АМА. Вып. 6. Саратов, 1986. С. 30; Межерицкий Я. Ю. «Республиканская монархия»: метаморфозы идеологии и политики императора Августа. М.; Калуга, 1994.
.
Таким образом, проблема перехода Рима от республики к империи является сложнейшей проблемой римской истории. Она поднимается во многих работах. Высказанные оценки принимают порой злободневно публицистический характер, чаще — строго научный; одни выглядят легковесными, другие — фундированными; одни развивают традиционный взгляд на римскую историю, другие — парадоксальный.
Революционная концепция представляется рыхлой, не имеет единых критериев. Ее сторонники расходятся в вопросах хронологии, существа, характера, основных движущих сил и целей революционного движения. Подбор фактов, которые, по мнению исследователей, должны продемонстрировать революционный характер ситуации, различный. В конечном итоге всякое социальное движение II—I вв. до н. э. классифицируется как революция. Более того, исследователи часто признают постепенность, перманентность переходного (кризисного) состояния римского общества. М. И. Ростовцев считал I в. до н. э. переходной эпохой, суть которой состояла в вырождении древнего города-государства и росте новой системы — монархии. При этом в деятельности Августа он не видел ничего революционного. Его заслугой считал искусное сочетание элементов власти, уже использованных предшественниками. С. Л. Утченко, несмотря на принципиальную приверженность концепции «социальной революции», вынужден был отметить, что события периода поздней Республики — звенья одной цепи, единого длительного, сложного и противоречивого процесса.
Насколько неустойчивой может казаться концепция римской революции, демонстрирует статья Б. Зухольд. Исходя в целом из марксистского понимания исторического развития и классифицируя вслед за С. Л. Утченко ситуацию второй половины II — начала I в. до н. э. как «социальную революцию в границах одной общественной формации», она тем не менее видит суть перехода от республики к империи в постепенном разрушении античной общины и считает, что объективно этот процесс имел эволюционный характер {28} 28 Zuchold В. Zum Problem Evolution oder Revolution in der spaten romischen Republik // Klio. 1979. № 61. Hf. 2. S. 593—596.
.
Читать дальше