Игорь Князький - Тиберий - третий Цезарь, второй Август…

Толпившийся близ курии, где проходило заседание сената, народ вообще не допускал мысли о каком-либо оправдании Пизона. Толпа уже потащила статуи Пизона и Планцины на Капитолий, дабы разбить их на Гемонии — высеченной в скалистом склоне капитолийского холма лестнице, где обычно выставлялись тела казнённых преступников.

Это действо как бы предваряло официальное осуждение Пизона и казнь его вместе с женой.

Тиберий; прислав преторианцев, безобразие это прекратил. Статуи вернули на их законные места, а самого Пизона в сопровождении трибуна преторианской когорты на носилках доставили к себе домой. В народе сразу стали гадать, для чего приставлен трибун: то ли охранять жизнь подсудимого, то ли предать его смерти как заведомого преступника.

Пизон тем временем окончательно осознал полную безнадёжность своего положения. В последние дни от него отвернулась и жена. Планцина, только что заявлявшая, что готова даже пойти на смерть вместе с мужем, вдруг стала избегать его, уповая на заступничество Ливии Августы. Впрочем, ей с правовой точки зрения ничего не грозило. Обвинение в отравлении Германика оказалось недоказанным, а к междоусобной распре у крепости Келендерии она отношения не имела. Другое дело, поняв безнадёжность положения мужа, Планцина решила, что верность ему для неё имеет свои пределы. Для Пизона это был последний удар. Понимая свою обречённость, он оставил одному из своих вольноотпущенников записку для Тиберия, а сам покончил счёты с жизнью с помощью меча. Воистину римская смерть!

В обращении к Тиберию Пизон объяснял своё самоубийство невозможностью восстановить истину и доказать свою невиновность. Писал о своей преданности Тиберию и просил позаботиться о детях. Он напоминал императору, что Гней Пизон, находясь в Риме, не мог быть причастен к его поступкам, а Марк убеждал его не возвращаться в Сирию. С роковым опозданием Пизон признал полную правоту сына! О Планцине в письме не было ни слова.

Тиберий огласил в сенате письмо Пизона. Последние просьбы его были в основном уважены. Гнею Пизону, правда, велели отныне именоваться Луцием, а Марка, избавив от бесчестья, всё же выслали из Рима на десять лет, оставив, однако, наследником имущества отца. Планцина была избавлена от наказания, что у многих вызвало крайнее возмущение. В этом видели прямое заступничество Ливии Августы, просьбу которой пощадить Планцину признал сам Тиберий. Враги Планцины, однако, не сдались. Ей теперь приписывали грядущие козни против Агриппины и её детей, дабы «насытить кровью несчастнейшего семейства превосходную бабку и дядю!» {401} 401 Тацит. Анналы. 111,17. Состоялось ещё два заседания суда, где Планцину безуспешно пытались выставить отравительницей. Обвинения эти никто не оспаривал, но нелепость их была столь очевидной, что Планцина вскоре стала вызывать скорее жалость, нежели ненависть. Дело Пизона завершилось гибелью главного подсудимого, чьей вины в отравлении Германика никто ничем не доказал. Да и было ли само отравление? Но в целом эта история — большая неудача Тиберия. Назначив на Восток одновременно Германика и Пизона, он спровоцировал конфликт, унесший жизни обоих, пусть причиной смерти Германика и было не отравление, но некая скоротечная и непонятная болезнь. И если при жизни Германика, благодаря его искренней дружбе с Друзом, никакого опасного для Тиберия противостояния двух ветвей наследников не было, пусть его иные силы и провоцировали, то теперь семья умершего Германика неизбежно оказывалась в оппозиции к Тиберию, что он прекрасно понимал. В противостоянии Германика и Пизона справедливо видеть начало того процесса, который получил название «катастрофы династии». {402} 402 Rowe Greg. Princes and Political Cultures. The New Tiberian Senatorial Decrees, pp.116-142.

Окончание дела Пизона позволило наконец-то Друзу вернуться в Рим триумфатором. Спустя несколько дней после этого славного события Друз лишился матери. Скончалась Випсания, дочь Марка Випсания Агриппы и его первой жены Помпонии, дочери ближайшего друга Марка Туллия Цицерона Помпония Аттика. Випсания была первой и любимой женой Тиберия, матерью единственного его сына. С тех пор, как Август безжалостно разрушил семью Тиберия, принудив его оставить Випсанию, Тиберий более не знал личного счастья.