Борис Тумасов - Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский

- Новгород - торговый город, от сотворения привык с мыта жить, с пятин кормиться. Своевольство новгородцев еще не единожды великим русским князьям костью в горле застревать будет…

Пробиваясь сквозь верхушки деревьев, солнце скупо освещало поляну. Начали сгущаться сумерки, и Дмитрий распрощался с Ермолаем. Провожая князя, бортник сказал:

- Тоска тебя гложет, великий князь. Отринь ее, кручинушку. Тебе о Руси печься надо, ее заботами жить. Вон как недруги землю нашу терзают…

Из Переяславля-Залесского Дмитрий отправил гонца с грамотами к братьям, просил их приехать к нему, и они втроем посидят на берегу Переяславского озера, где так любил бывать их отец Александр Невский. О такой встрече он, Дмитрий, давно уже думал.

Пока великий князь ждал братьев, он послал отроков с неводом готовить стан, а стряпуху печь хлебы и пироги с севрюгой и грибами, с лесной и болотной ягодой. А пивовары уже варили квас и пиво, настаивали медом.

Радовался Дмитрий: сбудутся его мечты, когда они, братья, забыв лютые распри, станут вспоминать лета, когда жили под отцовской крышей и не злобились, деля уделы…

Еще мыслилось Дмитрию, что у них ныне года зрелые, умудренные. Ужели теперь при виде места, где они родились, вкусили радость жизни, не забьются сладко их сердца, тепло не сожмет им грудь и они не задумаются о бренности жизни?..

Братья съехались, будто сговорились, в отцовской вотчине, в Берендееве, час в час. Едва переступили порог хором, обнялись и Даниил сказал:

- Не будем зла держать, и настанет мир и любовь меж нами…

Следующее утро они встречали на Плещеевом озере. День обещал выдаться ясным. Солнце поднималось над лесом, будто ощупывая лучами кустарники и траву, скользнуло по озерной глади. Отроки разворачивали невод, один край заводили лодкой на глубину. Даниил кричал, чтобы охватывали шире, а Дмитрий с Андреем смотрели, как начали вытаскивать невод на берег.

И снова Даниил подал голос гридням, чтоб прижимали нижнюю бечевку к земле, иначе упустят рыбу. Но московский князь беспокоился напрасно. Когда невод выволокли, весь он серебрился от рыбы…

Вскоре в казане уже кипела уха. Наваристая, чуть пахнувшая дымком, она напоминала братьям о давно миновавшем детстве. Они ели из деревянных мисок, деревянными ложками, ели не торопясь и вспоминали.

- Сюда, на берег озера, приехали послы из Новгорода и позвали отца Александра Ярославича на княжение. Ему в ту пору на семнадцатое лето повернуло, - заметил Дмитрий. - Мне о том старые рыбаки поведали. А в двадцать лет он уже одолел на Неве свейского короля Биргера. Вскорости разбил немецких рыцарей на Чудском озере…

- За те победы Батый и любил отца, - поддакнул Даниил.

Андрей только кивнул. Костер начал перегорать, больше дымил. Казан опустел, отроки уже сматывали невод.

Неожиданно городецкий князь сказал:

- Отец, Невский, запомнился мне по Берендееву. Строг был.

- Лет-то тебе сколь было? - грустно заметил Дмитрий. - Совсем ничего! Мало он с нами времени проводил, все больше в дороге, в Орду ездил.

- То так, - кивнул Андрей и встал.

- Славно мы посидели, - проговорил Даниил. - Кабы ты, брат, чаще звал нас, может, и сердца наши потеплели и менее усобничали.

Андрей поднял чашу с хмельным пивом:

- За отца нашего, Александра Ярославича, грешно не выпить…

Отроки подвели князьям коней, придержали стремена, и братья направились в Переяславль-Залесский.

Андрей свесился с седла, склонился к великому князю:

- Ты, Дмитрий, не суди меня, я завтра в Городец уеду. Тоска вдруг на меня навалилась. Видать, разбередилась моя душа.

Промолчал великий князь, а Даниил вслед за Андреем промолвил:

- И мне пора в Москву, дел-то у нас - Кремль местами обновить, а то ненароком орда набежит…

С первым теплом, когда сошел лед и Волга очистилась от шуги, у стоявших на катках ладей уже суетились мастеровые, стучали топоры, а в чанах кипела смола. Вскоре одну из ладей спустили на воду. На нее поднялся городецкий князь Андрей с гриднями, и четыре пары весел по его сигналу выгребли на середину реки. Гридни поставили парус, и, разрезая волну, ладья тронулась. Плыли против течения, и гребцы менялись посменно.

Иногда за весло брался и князь. Но чаще он стоял на носу ладьи и смотрел, как отступали поросшие тальником берега, леса, редкие деревни в одну-две избы с загородами от дикого зверя. Иногда какой-нибудь мужик появлялся на зеленях. Заметив ладью, поднимал голову, и на князя глядело бородатое лицо не то лесовика, не то смерда.