Борис Тумасов - Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский

- Больно, владыка. Не телу, душе больно. Мне бы легче было, коль знал, что лежать моим костям в родной земле.

- Терпи, Авдеюшка.

В потемках Исмаил не увидел, но догадался, как горько усмехнулся старик.

- Сорок лет терплю, владыка. - Костлявой рукой он поднес к губам руку епископа. - Исповедаться хочу… Не знал Ростов золотых дел мастера искусней меня. Жил я, не ведая нужды, жениться намерился. Но налетели поганые, и оказался я в рабстве. Работал на хозяина, и сарайские красавицы носят мои украшения. Но теперь я стар, и глаза мои не видят, а руки трясутся. Вот и бросил меня хозяин, мурза Чета, умирать позабытым людьми и Богом. Разве вот ты один, владыка, навещаешь меня, да добрая стряпуха приносит еду… Поговорил бы ты, владыка, с мурзой, пусть отпустит умирать на Русь. Пользы от меня ныне ни на деньгу.

Исмаил перекрестил старика:

- Нет на тебе грехов, Авдеюшка. Жил ты праведно, и за то воздаст тебе Господь, за дело твое. А с Четой поговорю, замолвлю слово, авось сделает он добро…

Покинув старика, Исмаил отправился не домой, а к мурзе. Устал епископ сегодня, чужая боль не обошла его стороной, но хотел он еще увидеть Чету.

Дом мурзы у самого базара. Глухая стена из белого ракушечника почти вплотную примыкала к дувалу. Злые псы кинулись под ноги епископу, едва он открыл калитку. Властный голос хозяина остановил их. Мурза удивился:

- Ты никогда не бывал у меня, поп. Что привело тебя ко мне, мусульманину?

Исмаил поклонился Чете:

- Не оскудеет рука дающего, и пусть добро воздастся сторицей.

- Ты к чему это, поп?

- Прошу тебя, сын мой, много лет рабу твоему Авдею, и не может он теперь исполнять то, что умели его руки. Смерть стоит у ног Авдея, и хочу просить я: позволь умереть ему на родной земле.

Мурза расхохотался:

- Ты выжил из ума, поп. Я отпущу Авдея, если дашь мне за него выкуп.

- Но мой приход беден.

- Ты возьмешь у конязя, какой первым приедет в Сарай.

Но сарайский епископ Исмаил знал, что до весеннего тепла никто из князей не побывает в Сарае, а старый мастер вряд ли дотянет до конца зимы. По всему видно, покоиться ему в чужой земле. А если и отыскал бы епископ деньги на выкуп, то с кем отправить старика на Русь?

«Сколько же их, потерявших отечество, влачит рабскую жизнь в Орде, и кто повинен в том?» - задавал епископ сам себе вопрос, и ответ был один: повинны князья-усобники.

- Доколе? Господи, - молил Исмаил, - вразуми, наставь на путь истинный, отведи грозу от русской земли, спаси людей ея!

С моря Хвалисского дул сырой, пронзительный ветер, съедал снег. В домике епископа было неуютно, холодно. Исмаил кутался в овчинный тулуп, смотрел, как в печи скупо горят сухие кизяки. Разве могли они дать тепло, какое исходило от березовых дров? Поленья, щедро подброшенные в печь, горели жарко, и оттого в избах, даже топившихся по-черному, воздух был сухой и горячий.

Наезжая на Русь, Исмаил любил спать на полатях, где можно разоблачиться, сбросить с себя все верхнее платье. Отдыхало тело, и не пробирала дрожь.

В последний приезд во Владимир епископ узнал: митрополит Максим болен и недалек тот час, когда душа его предстанет перед Богом. Кто будет преемником Максима, на кого укажет константинопольский патриарх? Дал бы Господь того, кто будет надежным помощником князю, собирателю Руси. А что такой князь непременно сыщется, сарайский епископ уверен. Трудно будет ему сломить князей-усобников, но не в силе правда, а в Боге, в истине. Как бы он, Исмаил, хотел дожить до такого часа, чтобы увидеть Русь, освободившуюся от татарского ига, чтобы не слышать колесного скрипа арб и визгливых криков баскаков! Порастут татарские тропы высоким бурьяном, и будет сочной трава на землях, окропленных кровью русичей, угоняемых в полон.

Сарайский епископ широко осенил себя двуперстием, сказал:

- И тогда быть Руси в величии и никаким стервятникам не терзать ее.

Мысленно Исмаил перебирал удельных князей. Великий князь Дмитрий? Нет, слаба его властная рука. Андрей Александрович? Нет, этому не быть собирателем, хоть и властолюбив, а разумом обделен, в Орде опору ищет. Тверской Михаил Ярославич? Но его князья не поддержат. Михаил и Андрей соперники…

Всех князей перебрал епископ и ни на одном не мог остановиться. А вот о сыновьях московского князя Даниила, Юрии и Иване, Исмаил даже не помыслил. Да и самого Даниила Александровича он не брал в расчет: слишком мало княжество Московское, чтобы ему объединять удельную Русь.

- О-хо-хо, - вздохнул епископ, - неисповедимы пути твои, Господи. Ужели заблуждаюсь я в помыслах своих и не быть Руси единой?