Борис Тумасов - Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский

- В силе уговор наш, князь Михайло?

- Ряду не порушим, Даниил. Дружины тверская и московская, а ныне и переяславская противостоят великому князю Андрею, коли чего.

- Спасибо, князь, успокоил ты меня, врозь мы против Андрея не устоим, подомнет он нас поодиночке. Слышал, воротился он от хана несолоно хлебавши. А без татар великий князь - волк беззубый.

- То так, Даниил, да не совсем. Он ведь и подручных себе сыщет. Сам зришь кого.

- И то верно, но, ежели что, обнажим сабли. На том и разъехались.

И вспомнилось Даниилу, как однажды по осени, когда лист уже привял и начал осыпаться, он собрался на охоту. Но приехал в Москву великий князь Владимирский Дмитрий. По пути в свой любимый Переяславль-Залесский завернул. Даниил брату не слишком возрадовался: чуял, жаловаться начнет на Андрея.

Так и случилось. Едва облобызались, как Дмитрий завел:

- Я, брат, поплакаться к тебе. Сызнова Андрей козни творит. Сколь терпеть?

Тогда он, Даниил, Дмитрию не посочувствовал, сам обиду на великого князя таил. Эвон, Московский удел в черном теле держит. Нет бы деревенек от богатого Переяславского княжества прирезать…

В тот день они с великим князем засиделись. Уж он, Даниил, как ни убеждал Дмитрия, что Андрей не великого княжества алчет, а правды: почто отец ему Городецкий нищенский удел отвел?

Однако он, Даниил, Дмитрия не убедил, и тот покинул Москву в обиде на Андрея…

Теперь, когда сам Андрей великим князем сел, он княжество Переяславское замысливает на себя взять, Московский удел обидеть.

Нет, не таким теперь видится Даниилу брат, великий князь Дмитрий. Он обид князьям не чинил и жалость к люду питал. Вспомнилось московскому князю, как после первого ордынского набега, когда Андрей навел татар на Русь, Дмитрий бежал в мещерские края. Возвратившись в Переяславль-Залесский на пожарище и увидев слезы мужиков и баб, услышав рассказы об угнанных в плен, князь Дмитрий выгреб все золото и серебро, какое у него имелось, созвал своих бояр и сказал им:

- Зрите, на что обрекли татары Русь. Андрей, брат мой, в том повинен. Стон и плач в земле нашей. Поспешайте, бояре, несите в Берендеево все, кто чем богат. Нет гривен, давайте рухлядь, кожи. Мы поскачем вдогонку за уходящей ордой, выкупим полон.

Великий князь Дмитрий так и поступил. Он настиг татар на переправе через Оку, отдал им все, что собрал, и вернул пленных домой…

На удивление прохладно встретила Дарья Олексу. Почему? И сама не поняла. А ведь как мечтала и ласку ему выказать, и угостить знатно. Еще собиралась назвать Олексу мужем…

Гридин даже решил, что не мил он Дарье. Ел нехотя, разговор не вязался. А когда стал прощаться, Дарья даже не проводила к калитке.

Закрылась дверь за Олексой, а Дарья ойкнула, на лавку опустилась и, положив голову на столешницу, запричитала вполголоса:

- Натворила ты, Дарья, бед, потеряла головушку. Оттолкнула судьбу свою, любимого. Ну как не придет он к тебе более, забудет?..

А Олекса дорогой гадал, сожалея: чем же не угодил он Дарье? И решил: завтра пойдет к ней, спросит…

Но наутро, едва заря зарделась, Олексу растолкал боярин Стодол. Вскочил гридин, спросонья не сообразит. А боярин ему наказ дает:

- Немедля поскачешь в Тверь, к князю Михаилу Ярославичу, с грамотой от князя Московского.

Олекса наспех перехватил хлеба с куском вареного мяса вепря, коня оседлал, из Кремля выехал. И такое у него было желание хоть на минутку к Дарье завернуть, но пересилил себя, взял путь на Тверь. Мысленно прикинул: коли удача будет, в неделю туда-сюда обернется, тогда и Дарью повидает…

Малоезженая, поросшая блеклой, высохшей травой, дорога брала на северо-запад. По сторонам часто виднелись латки золотистого жнивья, иногда близко от дороги встречались избы смердов с постройками и копенками свежего сена, огородами, обнесенными жердями от дикого зверя.

Деревеньки в три-четыре избы. И повсюду стоял стук цепов. То на плотно убитых токах, под крытыми навесами, смерды обмолачивали снопы пшеницы.

Когда Олекса с гусляром бродили по миру и ночевали в деревнях, во время обмолота дед брал в руки цеп и вместе с мужиками обивал колосья, а Олекса с бабами и ребятней подносили снопы, на ветру провеивали зерно, и мучная пыль висела над током.

Отдыхал гридин в деревеньке, в самом верховье Клязьмы-реки. Деревенька совсем малая, двудворка: в одной избе старик со старухой и молодайка с тремя детишками живут, в другой мужик лет за тридцать с женой и отроковицами-погодками, девками горластыми, драчливыми.