Владимир Успенский - Тайный советник вождя

С 1934 по 1938 год Н. В. Брусилова из фонда президента Чехословакии получала пенсию в сумме 2300 крон ежемесячно. После смерти Н. В. Брусиловой пенсия в сумме 1000 крон ежемесячно переводились ее сестре — Е. В. Желиховской».

За что им платили? Нет, без всяких причин денег не дают. Тем более расчетливые капиталисты. Заработали, значит.

Нелегко было очистить от скверны имя нашего замечательного полководца, восстановить его честь и славу, вернуть на скрижали отечественной истории. Справедливость восторжествовала, и я горжусь тем, что внес в это дело свою скромную лепту. Большое спасибо тем работникам Центрального Комитета партии, которые приложили значительные усилия, чтобы начать и довести до конца эту работу. Окажись на их месте черствые чиновники — могли бы просто отмахнуться от «лишних» забот. Особая благодарность заведующему отделом административных органов ЦК КПСС Н. Р. Миронову, проявившему настойчивость и последовательность в преодолении возникавших трудностей. К сожалению, этот достойный человек, бывший фронтовой политработник, вскоре завершил свой жизненный путь в авиакатастрофе вместе с маршалом С. С. Бирюзовым. Самолет с делегацией на борту, направлявшийся в Югославию, разбился в горах. Очередной несчастный случай.

Как бы там ни было, мы сделали все, что могли для генерала Брусилова и для его сына, корнета Алексея, моего друга, командира кавалерийского полка Красной Армии, который под дулом винтовок не отказался от своих убеждений и принял смерть от рук белогвардейцев в Киеве в декабре 1919 года. Перед Брусиловыми — перед старшим и младшим — совесть моя чиста.

Большим теоретическим подспорьем для тех, кто непосредственно вел войну с космополитизмом на местах, послужили основополагающие работы, созданные Иосифом Виссарионовичем в то напряженное время. Подспорьем не для карательных органов, которые использовали свои особые средства, а для людей, которые имели дело с такими «подкованными» противниками, как менделисты, вейсманисты, морганисты, марристы и другие разнообразные «исты», вооруженные знаниями и со столь отточенными зубами, что палец в рот не клади. Я имею в виду труд Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», а также «Экономические проблемы социализма» — последнее произведение он не успел завершить. Нет необходимости излагать содержание. Умный или любознательный сам заинтересуется, прочитает, уяснит; дурак не поймет; обывателю все «до лампочки». Скажу лишь о своем понимании сути и значения некоторых аспектов проблем, высвеченных Иосифом Виссарионовичем.

Первую статью в «Правде» по вопросам языковедения Сталин начал фразой: «Что касается марксизма в языкознании, как и в других общественных науках, то к этому делу я имею прямое отношение…» Не только имел отношение, но и разбирался — и в марксизме, и в языках. Грузинский, естественно, знал в совершенстве. Мог объясниться с армянином, с азербайджанцем. Учил когда-то греческий и латынь — основу многих европейских языков. Пытался с помощью жены овладеть английским, но почти безрезультатно: не нравилось, да и времени было мало — бросил. В Потсдаме, наслушавшись на Конференции англо-американского говора, сказал своим: «Орут, как мартовские коты на крыше»… Чуждое звучание.

Уважительней относился Иосиф Виссарионович к немецкому языку, даже передачи германского радио ловил, кое-что понимая, если диктор говорил медленно, чисто, «по-берлински», без тех акцентов, которые характерны для баварцев или, к примеру, для саксонцев. Ценил иврит за его почти латинскую четкость и краткость, хотя, конечно, никогда им не пользовался. Особенно же любил и глубоко чувствовал язык русский, ставший для него более родным, чем наречия Кавказа. Когда критики-космополиты подняли шум о неуместности использования в литературе таких обычных для нас, но кое-кому непонятных слов, как «заиндевелый» или «закуржавевший», издеваясь над ними, над «сермяжными», Сталин выразил свое недоумение. А я объяснил:

— Этим критиканам наши выражения если даже и доступны, то слух режут. В национализме готовы обвинить за такие слова. Им бы с заграничных столов огрызки.

— Я ведь тоже по рождению не русский.

— У вас народная академия. Высшая школа плюс отношение…

В свое время огласку получил такой факт. Читая «Правду», Иосиф Виссарионович обратил внимание на стихотворение Александра Межирова. Само произведение особых эмоций не вызвало, бросилась в глаза лишь концовка: «Комментарий не надо, это ясно и так». Возмутился! Безграмотность, и где: в центральной партийной газете, задающей тон всей нашей печати! Позвонил главному редактору «Правды» Поспелову. «Что за выражение — комментарий не надо? У вас что, настоящих корректоров нет? Может, мне пойти к вам в газету корректором?!»