Владимир Успенский - Тайный советник вождя

— Об этом он говорил при последней встрече. Впрочем, тогда еще не было пленного майора-химика.

— О котором я до сих пор ничего не знаю, — Жукова раздражало даже косвенное напоминание о командующем 3-й ударной армией генерал-лейтенанте Симоняке. Надо было срочно лечить или вскрывать этот болезненный нарыв.

— С Симоняком-то что, полный конфликт?

Жуков помолчал, сердито сопя. Ускорил шаги. Злей повизгивал под сапогами снег. Заговорил:

— Входит мужик в избу. «Баба, чего делаешь?» — «Козла дою». — «Ты же печку растапливаешь!» — «А раз знаешь, чего спрашивать».

Ну, не каждую грубость прощать маршалу, я ответил в его же тоне:

— Если дуб сучковатый, то это уж навсегда… Может, прекратим демонстрировать характеры, терять время?

— Вам же действительно все известно…

Положим, не все, но о неприязни Георгия Константиновича к одному из наших одаренных военачальников я был осведомлен в той же степени, что и Сталин.

Николай Павлович Симоняк слыл в военных кругах человеком незаурядным и быстро поднялся по ступеням служебной лестницы, может быть, даже слишком быстро, не успевая осваиваться на каждой из них. При обороне полуострова Ханко, будучи полковником, командовал стрелковой бригадой, прославившейся своей стойкостью и переброшенной на защиту Ленинграда, когда северная столица оказалась в кольце. Здесь он командовал стрелковой дивизией, а затем 30-м стрелковым корпусом, который неофициально именовался «корпусом прорыва» и сыграл ведущую роль при снятии блокады. Очень высоко ценили Симоняка Андрей Александрович Жданов и командующий Ленинградским фронтом Леонид Александрович Говоров, выдвигавшие его на новые посты, выделяя при этом два качества: смелость и мужество Николая Павловича и его близость к подчиненным. Это был «солдатский генерал», большую часть времени проводивший в ротах и батальонах, деливший с людьми все фронтовые трудности, обучавший их личным примером. Его знали, его уважали, за ним шли. Такой метод был хорош, пока он командовал бригадой, дивизией, но уже в корпусе он не успевал охватывать все стороны работы, а когда начал командовать 3-й ударной армией, стало видно, что способностей и опыта у него явно не хватает для управления сложным, многообразным военным организмом.

Опыт, впрочем, дело наживное. Симоняку повезло в том, что начальником штаба армии являлся уже известный нам генерал Букштынович Михаил Фомич (до войны командир корпуса), вернувшийся в войска из заключения в 1942 году и успевший за короткий срок превосходно проявить себя на командирских и на штабных должностях. К тому же и человек понимающий, терпеливый. В общем, Букштынович и Симоняк сработались, и со временем последний стал бы неплохим командармом, но случилось вот что. При подготовке Висло-Одерской операции 3-я ударная армия была выведена из состава 2-го Прибалтийского фронта и переброшена на усиление 1-го Белорусского фронта, на главное, Берлинское направление. Генерал Симоняк оказался в непосредственном подчинении у маршала Жукова, с которым имел в начале войны очень крупную неприятность. Это когда Жуков всеми способами, вплоть до расстрела, наводил порядок под Ленинградом. Столкнулись два кремневых характера, да так, что искры разлетелись. Едва Георгий Константинович переступил предел нормального общения, Симоняк зная, на что тот способен, резким движением выбил пистолет из руки Жукова. Выстрел не грянул, оба уцелели, но разошлись отнюдь не друзьями. Говоров и Жданов постарались замять этот конфликт. Он вроде бы и забылся, тем более что воевали Жуков и Симоняк на разных участках, но вот фронтовая судьба свела их вновь и так плотно, что не разминешься, не отстранишься. Тут и совещания в штабе 1-го Белорусского, и доклады по телефону командующих армиями командующему фронтом. А у начальника, у старшего по званию, всегда, при желании, найдется возможность уязвить подчиненного, раздуть огонек до пожара.

Хотя бы так. У Николая Павловича Симоняка слабело зрение, развивалась дальнозоркость. А очки он не носил. Ну что это за фронтовой генерал в очках?! У каждого свое мнение, свои причуды: он вообще считал, что его дело — воевать, а отчитываться, докладывать по инстанции должны работники штаба. А у Жукова была другая привычка: каждый вечер он связывался по телефону лично с командармами и заслушивал их отчеты. Требовал детального знания обстановки, какой населенный пункт взят, за какой хутор или фольварк идет бой. А написания на подробных картах мелкие, совсем даже не для Симоняка. Поэтому при разговорах с командующим фронтом при Симоняке всегда находился либо начальник штаба, либо начальник оперативного отдела, обладавшие безупречным зрением и обязанные по должности знать все особенности обстановки.