Владимир Успенский - Тайный советник вождя

Белов и Трубников помогли мне основательно разобраться в обстановке, подготовиться к предстоящему разговору с Жуковым. Хорошо поужинали втроем. Для отдыха готова была широкая кровать сбежавшего управляющего. Долго не мог я сомкнуть глаз, вслушиваясь в звуки артиллерийской пальбы, ощущая, как подрагивает дом от далеких, но сильных разрывов. За стеной раздавались команды, гудели двигатели приезжавших и уезжавших автомашин. Резко протарахтели где-то за лесом автоматные очереди. Отвык я от всего подобного, давно не выезжая на передовую. Тревожно было. И непривычно лежать на слишком уж мягкой пуховой перине. Я встал, снял с вешалки свою кобуру с пистолетом, положил в изголовье и только после этого, наконец, заснул.

Георгий Константинович Жуков приехал на следующий день — утром 4 февраля. Генерал Белов, встретив его, провел в дом, маршал поздоровался с генералами, пожимая мне руку, спросил, будто не знал:

— Василевский не прибыл?

— Александр Михайлович в Москве на хозяйстве, — я не имел права говорить о том, что Верховный главнокомандующий отправился в Крым, а Василевский замещает его.

— Павел Алексеевич, где у тебя оперативный отдел? — это Жуков Белову. — Небось, в овощехранилище, от греха подальше?

— От бомб подальше, но не в овощехранилище, а в соседнем доме с надежным подвалом, — спокойно ответил генерал, привычный к манерам своего приятеля. — Перейдем туда?

— Через полтора часа встретимся там, а пока прогуляюсь с Николаем Алексеевичем, если он не возражает.

— С удовольствием, — понял я его желание остаться вдвоем.

На улице — легкий морозец; хорошо, освежающе пахло сосной. Ночная пороша отвердела и похрустывала под сапогами, как сухая крупа. Мы шли по аллее вокруг пруда. Жуков выглядел более коренастым, осанистым, чем прежде, словно раздался в плечах. Вероятно, новая просторная шинель с большими, тяжелыми на вид погонами делала его таким. Но, впрочем, и щеки стали полнее, резче выступал большой подбородок, а округлая ямочка на нем, как след штыкового укола, казалась еще глубже. Действительно, посолиднели, окрепли наши военачальники, оказавшись в чужих странах, ощутив силу и власть. И Кремль давал им больше самостоятельности.

— К нам приехал ревизор? — полувопросительно произнес Жуков.

— Помилуйте, Георгий Константинович, вы прямо по Гоголю… Верховный посоветовал подышать фронтовым воздухом, ну, и несколько поручений, — с Жуковым не следовало начинать прямо и резко, на резкость же и нарвешься.

— Не секрет?

— Какие секреты при ваших должностях и званиях, — вроде бы польстил я. — Сейчас, у края пропасти, гитлеровцы могут пойти на любые подлости, на любую крайность. Верховный обеспокоен, готовы ли мы к этому.

— Что имеется в виду?

— Есть сведения, что в полосе пятой ударной немцы применили против наших войск на плацдарме отравляющие вещества.

— Знаю, Берзарин докладывал. Там выясняют, что это было, ядовитые газы или просто дымы. Берзарин выводы сделал.

— Но есть сообщения иного порядка. В полосе третьей ударной взят в плен немецкий майор, начальник химической службы корпуса. Насколько мне известно, это первая столь крупная химическая птичка за всю войну, — пошутил я.

— Не знаю, — отрезал Жуков. — Этот Симоняк ни хрена вовремя не доложит.

— Пленный допрошен в штабе армии и теперь препровожден в штаб фронта.

— Но вы-то вот знаете.

— По линии химической службы. И вам, конечно, доложат, если узрят интерес.

— Наказал нас Господь этим Симоняком, — продолжал свое Георгий Константинович. — Транспорт еле-еле справляется с подачей минимального количества боеприпасов, половину продовольствия на местах берем. Все химические склады за Вислой остались. С войсками следуют только армейские химические летучки, а в них противогазов и прочих средств с гулькин нос. Применит немец ОВ — хоть караул кричи.

— Думаю, кричать не придется. По данным, полученным от майора и из других источников, можно считать, что немцы к химической войне не готовы и не готовятся, тем более на собственной территории. Отравляющие средства в войсках не сосредоточиваются, противохимическая дисциплина очень низкая. Однако нельзя исключить, что отдельные командиры, доведенные до отчаяния, отдельные гитлеровские маньяки решатся на самые опасные шаги. Особенно в боях за Берлин. Свое население не пожалеют. Мы должны быть готовы и к таким неожиданностям.

— Это указание товарища Сталина?