Тобайас Смоллет - Приключения Родрика Рэндома

- Почти! - повторил я. - А почему не совсем? Если вы знаете хоть какой-нибудь толк в драгоценных камнях, то признаете, что сей камень настоящий бриллиант, и к тому же чистейшей воды. Возьмите его и поглядите.

Он взял кольцо с некоторым смущением, осмотрел и, возвращая, сказал:

- Прошу прощения. Вижу, что настоящий бриллиант и очень дорогой.

Мне показалось, что после осмотра камня его внимание ко мне возросло; желая завоевать его уважение, я сказал, что могу показать ему печатку, вырезанную по образцу весьма ценных антиков, и вытащил часы с толстой золотой цепью, украшенной тремя печатками в золотой оправе и кольцом с опалом. Он осмотрел каждую вещь весьма старательно, взвесил на ладони цепь и заметил, что все это стоит много денег. Я представился, будто это мне безразлично, и небрежно сказал:

- Какие-нибудь пустяки - шестьдесят, семьдесят гиней.

Он воззрился на меня и затем спросил, англичанин ли я. Я ответил отрицательно.

- Раз нет, значит, из Ирландии, так я полагаю, сэр? - спросил он.

Я снова дал такой же ответ.

- Ну! Может быть, вы родились в одной из наших колоний за границей? Я снова ответил: "Нет". Он был очень удивлен и сказал, что был уверен, будто я не иностранец. Я хранил молчание и предоставил ему мучиться неизвестностью. Он не мог сдержать любопытства, однако попросил прощения за вольность, и чтобы побудить меня рассказать о моем положении в обществе, он без утайки поведал о себе:

- Я одинок, имею немалый ежегодный доход, на который и живу по своему вкусу и без забот свожу концы с кондами. Поскольку у меня нет имущества, какое я мог бы завещать, мне не докучает назойливость родственников или охотников за наследствами, и я так полагаю, что мир создан для меня, а не я для мира; потому у меня правило: наслаждаться, пока я могу, а будущее пусть изворачивается, как может.

Покуда он давал волю своей болтливости, ожидая, что я отплачу тем же, вошел молодой человек в огромном парике с косицей, одетый в черный бархатный костюм; природная его легкомысленность так сочеталась в нем с притворной важностью, что в целом он являл собой образец уморительной благопристойности. Этот забавный чудак, пританцовывая, приблизился к столу, за которым мы сидели, и после тысячи гримас спросил моего приятеля, назвав его "мистер Медлер", не занимаемся ли мы важными делами.

Мой собеседник угрюмо ответил:

- Не очень важными, доктор, но все же...

- О! Я должен просить прощения в таком случае! - воскликнул лекарь. Извините, джентльмены, извините! Сэр! - отнесся он ко мне. - К вашим услугам! Надеюсь, вы меня простите, сэр... Разрешите присесть, сэр... Я имею нечто сообщить, сэр, моему другу, мистеру Медлеру. Надеюсь, вы разрешите сказать мистеру Медлеру кое-что на ухо, сэр...

Прежде чем я успел дать разрешение этой вежливой особе, мистер Медлер вскричал:

- Не желаю на ухо! Если у вас есть что сказать, - говорите громко!

Доктор, по-видимому, был огорчен этим восклицанием и, снова повернувшись ко мне, тысячу раз извинился за намерение скрыть нечто от меня - намерение, проистекавшее из его неосведомленности об отношениях между мной и мистером Медлером; но сейчас он понял, что мы с мистером Медлером друзья, и потому он может сказать при мне то, что ему было необходимо. После нескольких "гм" он начал:

- Вы должны знать, сэр, что я иду с обеда у миледи Флерейт (затем относясь ко мне): знатная леди, сэр, у которой я имею честь иногда обедать! Там были леди Стзйтли, и миледи Лерум, и миссис Дэнти, и мисс Бидди Гаглер; даю слово, очаровательная молодая леди с большим приданым, сэр. Были там также милорд Стрэдл, сэр Джон Шраг и мистер Билли Четтер, весьма веселый молодой джентльмен. Итак, миледи, видя, что я очень устал, - сегодня она была пятнадцатым моим пациентом (из высшего света, сэр!}, настояла, чтобы я остался пообедать, хотя, даю слово, я возражал, ссылаясь на отсутствие аппетита... Однако я уступил просьбе миледи и сел за стол; разговор, сэр, шел о разных вещах, и мистер Четтер спросил, давно ли я видел мистера Медлера. Я сказал, что не имел удовольствия видеть вас девятнадцать с половиной часов; может быть, вы вспомните, что именно столько времени, ну, за минуты я не ручаюсь... "Да что вы! - воскликнул мистер Четтер. - В таком случае я посоветовал бы вам немедленно после обеда итти к нему домой и посмотреть, что с ним; ему несомненно будет плохо, так как вчера вечером он съел очень много сырых устриц".

Раздражительный джентльмен, ожидавший, что торжественное сообщение лекаря завершится чем-то необычайным, как только услышал его заключение, вспылил и встал: "К чорту ваши устрицы!" воскликнул он и, бросив мне: "Ваш покорный слуга!" - отошел в сторону.