И. Потапчук - Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века

Виктор Прудников , корнет: «В день убийства, выйдя в полковой садик, я увидел Бартенева в расстегнутом кителе, на груди были заметны какие-то пятна, очевидно, от пороха, руки тоже были запачканы гарью, штрипки у рейтуз тоже были расстегнуты. Погуляв немного с ним и стараясь его утешить, мы зашли на квартиру Сечинского, где в присутствии последнего и Крупенского Бартенев рассказал, что застрелил Висновскую, приняв вдвоем яд, но что самому не хватило духу застрелиться, что она, открыв глаза, сказала по-французски: «Я тебя люблю» и умерла. Очевидно, Бартеневу было рассказывать трудно, хотя, по моему мнению, он был очень спокоен. За все это время он только раз зарыдал. Выйдя опять в садик, он рассказывал о желании Висновской ехать за границу, о том, что генерал Палицын ее не пускал, а хотел, чтобы она ехала вместе с ним в Скерневицы. Вообще, Бартенев был, очевидно, возмущен страшно против Палицына. В саду же он между прочим мне говорил, что он не желает стреляться, дабы искупить свою вину перед покойной и выстрадать за свой поступок».

Тов. прокурора барон Э. Ф. Раденв своей обвинительной речи между прочим заметил, что несмотря на сознание Бартенева, правду в настоящем деле найти составляет довольно трудную задачу, ввиду того, что второй участник разыгравшейся 19 июня драмы сошел в могилу, а чувство самосохранения и другие обстоятельства могут заставить подсудимого скрывать причину. Потому Бартеневу можно верить лишь в тех частях его показания, которые сходятся с обстоятельствами дела, как они открываются, если отрешиться на время от сознания подсудимого. Дав характеристику Висновской, причем огромное значение обвинитель придавал, с одной стороны, ее успехам на сцене, которые создавали ей славу талантливой актрисы, а с другой стороны — связи ее с Мышугой, развившей в ней донельзя кокетство и способствовавшей сильному расстройству ее нервов, он заметил, что Висновская потеряла способность любить, но зато стала ослеплять мужчин блеском своего ума и изяществом своей наружности. Натура Висновской хотя и легко удовлетворялась, но в сущности никогда не была удовлетворена. Сильнее всего в ней была жажда славы. Слабохарактерность ее, эксцентричность и непоследовательность, часто проявлявшиеся, следует объяснить переутомлением, расстройством нервов. Разобрав оставшиеся после Висновской заметки и сопоставив некоторые из них со словами, сказанными Висновской одному из друзей ее, обвинитель закончил ее характеристику следующими словами: «Итак, жить и пользоваться жизнью, с одной стороны, и умереть среди цветов и под звуки музыки, с другой,— вот начало и конец той своеобразной женщины, с которой весною 1889 года судьбе угодно было свести подсудимого Бартенева». Переходя к характеристике последнего, обвинитель прежде всего отметил, что физические потребности составляли сущность Бартенева, для которого вино и женщины играли первенствующую роль. Весь смысл жизни для него исчерпывался вопросом, где бы кутнуть и за кем бы поухаживать. Вся его жизнь роковым образом вела его к несчастью, случившемуся 19 июня. Связь с Висновской, которая не любила Бартенева, но только лишь чувствовала к нему некоторое расположение, дала жизни Бартенева новый оборот: он влюбился. Взаимности, однако, он не видел, и Висновская стала замечать в нем страшную ревность, которой очень боялась: она именно боялась, что он лишит себя жизни. Что происходило в ночь убийства, неизвестно. Но можно предположить, что момент, когда в разговоре с Бартеневым Висновская произнесла имя Палицына, мог быть для нее роковым. Висновская собиралась уехать за границу, куда Палицыну, благодаря его материальным средствам, нетрудно было ехать, тогда как для Бартенева это было недоступно, и Висновская поняла тогда угрожающую ей опасность. Она не желала самоубийства Бартенева из опасения скандала, а может быть, опасения, чтобы ее не обвинили в убийстве. Смерти она не желала и, показывая вид, что соглашается умереть, желала этим только время выиграть. Записки Висновской изорваны Бартеневым, который оставил только те из них, из которых можно вывести заключение, что она умерла по своему желанию. Нельзя верить также объяснению Бартенева, что он хотел умереть вместе с Висновской. Это доказывается его поведением после убийства. Его не ужасала мысль, что любимое существо погибло от его руки. Нет, он просто забыл о нем и утешал себя мыслью, что и с каторги возвращаются. «Я, конечно, далек от мысли просить вас отрешиться от лучших чувств судьи и человека, от чувств гуманности и милосердия,— закончил обвинитель,— но считаю своим долгом напомнить, что с обвиняемого много и нужно требовать, так как происхождением и общественным положением ему было много дано!»