И. Потапчук - Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века

Защитник Верещагина помощник присяжного поверенного Дурноворазобрал данные обвинения подсудимого по трем делам, ввиду его сознания в остальных, а именно: по делу о Рахманиновском векселе, о подделке векселей Пятова и так называемое «банковое» дело и затем указал на неправильности, допущенные на предварительном следствии.

Защитник Эрганьянца присяжный поверенный Фальковский,начав с объяснения, что дело о подсудимом Эрганьянце вошло в состав дела о клубе червонных валетов только благодаря Массари, который привлечен к уголовной ответственности за совершение других преступлений, и указав на смешение в делах, в которых обвиняется Эрганьянц, а именно: в обманах Граве, Нимфодоры Губерт и Антонова — предметов, относящихся к различным областям прав — гражданского и уголовного,— перешел к обсуждению в хронологическом порядке обвинений против подсудимого, пользуясь материалом судебного следствия.

Защитник Поливанова присяжный поверенный Лохвицкийсказал приблизительно следующее:

Обвинительная речь по отношению к Поливанову распадалась на две части. В первой части прокурор выразил сочувствие к личности подсудимого и сожаление о его положении в настоящее время. Прокурор не мог удержаться, чтобы не похвалить подсудимого за скромное поведение на суде, за чистосердечное и правдивое объяснение его как на предварительном следствии, так и на суде. Обвинитель должен был признать, что выгоды Поливанова, если только таковые были, были так незначительны, что не могли иметь значения обольстительной приманки в глазах человека порядочного, сына, по словам прокурора, «богатых и уважаемых роителей». В речи обвинителя против его собственного желания сквозила мысль, что, если и возможно обвинение Поливанова из-за выгоды в 10—15 рублей, то только по букве закона. Но если и возможно обвинение по букве статьи закона, то, конечно, не на суде присяжных. В том и состоит главное, неизмеримое превосходство суда присяжных над судом формального буквоедства, что на первом немыслимо торжество буквы закона за счет его содержания.

Вторая половина обвинительной речи была настолько же жестка, насколько первая снисходительна. Обвинитель причислил Поливанова к числу тех людей, которые окружали Пегова и, пользуясь слабостью его характера, эксплуатировали его слабость и безвыходное положение. Обвинитель отнес Поливанова к той категории людей, которые только и думали о добывании денег, нисколько не заботясь о достоинстве самых способов добывания. Но где же основания для такого заключения? Знакомство Поливанова с людьми сомнительной профессии разве может свидетельствовать об его испорченности? Разве неизвестно, каким образом завязываются такие знакомства легкомысленными молодыми людьми? Сегодня знакомство в веселой компании в ресторане, завтра уже на «ты», предложение услуг для заключения займа, для знакомства с ростовщиком...

Защита бывает сильна и победоносна не тогда, когда она попадает на тот или другой слабый пункт обвинения, а когда она в состоянии напасть на обвинение со всех сторон, отнять саму почву обвинения. Чтобы достигнуть последней цели, необходимо употребить то же оружие, которым пользуется противник, и постараться убедить самого противника.

Обвинение, направленное против Поливанова, по выражению обвинителя, крайне «сухо» по содержанию. Действительно, в этом обвинении нет потрясающего драматического момента, но исход его имеет важные, неисчислимые последствия для судьбы подсудимого. Чтобы это обвинение могло быть признано правильным, необходимо должны быть доказательны три инкриминируемых момента: во-первых, подложность векселя, выданного Пеговым на имя Поливанова; во-вторых, знание Поливанова о подложности; и в-третьих, употребление им векселя для своих выгод.

Обвинитель говорит, что вексель подписан Пеговым по доверенности отца, тогда как он таковой не имел, следовательно, вексель фальшивый. С таким мнением я никак не могу согласиться. В установленном законом образце векселя, выдаваемого по доверенности, стоят следующие выражения: «по сему моему векселю повинен заплатить веритель мой такой-то такому-то деньги, которые я получил по силе данного мне от верителя моего на заем денег верящего письма». Таким образом, с одной даже формальной точки зрения вексель, выданный Пеговым, был не действителен: вексель написан от имени Пегова (сына), и уже после подписи значится приписка: «по доверенности отца моего...» И является сомнительным, кто должен платить по векселю, отец или сын? Я знаю, что практика не требует, чтобы подложный документ совмещал в себе все без исключения признаки действительного документа; практика довольствуется тем, если подложный акт был настолько искусно составлен, что мог ввести в заблуждение то лицо, для которого он предназначался, он признается фальшивым. Для кого предназначался вексель Попова? Для людей безграмотных или незнакомых с формами вексельных обязательств? Нет, он должен был идти в руки ростовщиков и притом ростовщиков «подвального этажа», дающих рубль за вексель в 100 рублей. Лица эти знают наизусть все вексельные формы.