Габриэль Городецкий - Миф «Ледокола» - Накануне войны

Трудность заключается в том, что и у Сталина, и у Гитлера бросается в глаза отсутствие конкретных доказательств связи между идейными устремлениями режима и его военными делами. При изучении внешней политики картина становится еще более запутанной из-за постоянных сравнений этих двух деятелей и преобладания тоталитарного мышления 5. Гитлер был авантюристом, склонным к откровенной экспансии, полностью пренебрегавшим проблемами международного права. В отличие от него Сталин, как мы уже видели, отбросил идеологические шоры и проявлял крайнюю осторожность и осмотрительность в политических начинаниях, которые способствовали укреплению безопасности и, как правило, носили оборонительный характер. Он проявлял традиционное уважение к методам внешней политики и, видимо, переоценивал возможности дипломатии б. Явное различие состояло в том, что если Сталина война застала в самом разгаре длительного процесса подчинения идеологических устремлений нуждам политики трезвого прагматизма, то для Гитлера она явилась началом выполнения его замыслов. Взаимосвязь идеологии с «реальной политикой» была тем самым выражена намного более ярко и чревата большими трениями в Германии.

Оказавшегося в 1940—41 гг. лицом к лицу с нацистской Германией Сталина, в не меньшей степени, чем историков сегодня, интересовали стратегические цели Гитлера. Если для историков это является вопросом теории, то для Сталина после падения Франции он приобрел решающее значение. Если для Гитлера идеология — это «идея фикс», то война неизбежна. Если же наметки прагматической политики были искренними — а Сталин естественно распространял на Гитлера зеркальное отображение собственного мировоззрения — то войны можно еще избежать, во всяком случае отсрочить, если умело разыграть дипломатическую карту.

Хотя Англия продолжала оставаться для Гитлера главной стратегической целью, на первое место в его размышлениях постепенно вышла Россия 7. Неудовлетворительные действия Красной Армии в Финляндии и Польше продемонстрировали ее слабость в военном отношении, которая еще более увеличилась в связи с чистками. Непрочные позиции России на международной арене провоцировали Гитлера направить агрессию на восток. Россию исключили из Лиги наций, она находилась на грани военного конфликта с Англией и тем не менее стремилась расширить свое влияние в регионах, которые немцы считали для себя жизненно важными. Еще до начала кампании Германии против Франции наметилось значительное охлаждение в отношениях Германии с Россией 8. Однако эти небольшие подвижки не обрели четкой формы даже после впечатляющей и легкой победы над Францией. Победа упрочила позиции Гитлера как национального лидера и главнокомандующего вооруженными силами, поскольку унижение, испытанное Германией из-за навязанного ей Версальского договора, было отомщено. Однако победа не была полной, так как Англия продолжала сопротивление. Гитлер не спешил предпринимать какие-либо действия, а решение двинуться против России еще не созрело.

Вначале, после капитуляции Франции в Компьенском лесу, Гитлер попытался возродить свои первоначальные планы и заключить с Англией мирное соглашение. Оно фактически совпадало с намерением сократить армию до размеров мирного времени 9. Однако уверенность Гитлера в том, что он может «поставить англичан на колени» и одержать либо военную победу, либо — что было бы еще лучше — заключить с ней драконовский мирный договор, не оправдалась. Демобилизация была отложена, а программа вооружений ориентирована против Англии.

Тем не менее вероятность войны с Россией встала в повестку дня одновременно с продолжением войны с Англией. Что касается Гитлера, то перед ним стояла альтернатива: либо добиваться господства в Европе политическими средствами, чтобы заставить Россию удалиться от континентальных дел и отказаться от сфер ее традиционного влияния в Юго-Восточной Европе, либо сокрушить Россию силой. Гитлер решил действовать в обоих направлениях. 21 июля он проинформировал своих генералов, что если операция «Морской лев» не завершится к сентябрю, ему придется осуществить «иные планы». Генералу Браухичу была поручена предварительная подготовка кампании против России, рассчитанной на весну будущего года.

Выбор России в качестве противника не был продиктован исключительно идеологическими мотивами. Прекрасно понимая, что германский флот уступает английскому и форсирование Ла-Манша сопряжено с большими трудностями материально-технического характера, Гитлер предпочитал повторить свой недавний блестящий успех, опираясь на сухопутные силы. Он связывал обе кампании воедино и оправдывал этот шаг тем, что демонстрация силы на Востоке могла бы убедить Англию в бесполезности сопротивления. Упиваясь лаврами победителя Франции, Гитлер, видимо, не учитывал размах нового начинания. Он успокаивал Кейтеля, утверждая, что по сравнению с предыдущими кампаниями война с Россией будет «детской прогулкой» 10.