Яков Гордин: Меж рабством и свободой: причины исторической катастрофы

Нечто подобное, только в ином масштабе, произошло и в канун 5 января. Когда Военная комиссия обратилась в ЦК эсеров за разрешением на вооруженную демонстрацию, то получила резкий отказ. ЦК был согласен только на демонстрацию мирную, безоружную.

До нас дошла реакция солдат, сторонников Учредительного собрания, на это предложение: "Что вы, смеетесь над нами, товарищи? Вы приглашаете нас на демонстрацию, но велите не брать с собой оружия. А большевики? Разве они малые дети? Они будут небось непременно стрелять в безоружных людей. Что же, мы, разинув рты, должны будем им подставлять наши головы, или же прикажете нам улепетывать тогда, как зайцам?" Настроение в полках Петроградского гарнизона было достаточно противоречивым.

На предлагаемых условиях солдаты на демонстрацию не вышли. Последний шанс укрепить позиции Учредительного собрания и остановить полную узурпацию власти большевиками был упущен…

Ленин вел себя куда трезвее. В Петроград были стянуты отряды верных большевикам матросов и батальоны латышских стрелков. Определены и поставлены под ружье отряды красногвардейцев, готовых поддержать Ленина. Собрался не очень многочисленный, но крепкий боевой кулак.

В Петрограде ввели военное положение и запретили под угрозой применения оружия любые демонстрации и митинги.

Было объявлено, что Керенский и Савинков тайно вернулись в Петроград (что было ложью) и готовят контрреволюционный переворот, приуроченный к открытию Учредительного собрания.

Вышедшая утром 5 января "Правда" открывалась лозунгом: "Сегодня гиены капитала и их наемники хотят вырвать власть из рук Советов".

Очевидец описал военные приготовления у самого Таврического дворца:

Перед фасадом Таврического вся площадка уставлена пушками, пулеметами, походными кухнями. Беспорядочно свалены в кучу пулеметные ленты. Все ворота заперты. Только крайняя калитка слева приотворена, и в нее пропускают по билетам. Вооруженная стража пристально вглядывается в лицо, прежде чем пропустить; оглядывают сзади, прощупывают спину, после того как пропустят… Пропускают люди уже не в шинелях, а во френчах и гимнастерках. Через вестибюль и екатерининский зал направляют в залу заседаний. Повсюду вооруженные люди. Больше всего матросов и латышей. Вооружены, как на улице, с винтовками, гранатами, патронными сумками, револьверами. Количество вооруженных и самое оружие, звуки его бряцания, производят впечатление лагеря, готовящегося не то к обороне, не то к нападению [164] Минувшее. Вып. 4. С. 114. .

Нужно помнить, что здесь описан не штаб революции, а место заседания законно и демократично избранного Всероссийского парламента, призванного решить дальнейшую судьбу страны.

Депутаты Учредительного собрания, войдя в Таврический дворец, оказывались в плену у большевиков…

Ленин не разрешал начать заседание, пока не станет ясна ситуация на улицах. А на улицах произошло то, что и должно было произойти.

Полки остались в казармах. Большинство рабочих, узнав об этом, тоже не решились выступить. Тем не менее в мирной демонстрации приняло участие около 50 000 человек.

На Литейном демонстранты были встречены пулеметным и ружейным огнем и разогнаны. Та же участь ждала и разрозненные рабочие выступления в разных концах города.

Наиболее осмысленную картину происшедшего в страшный день 5 января 1918 года дал Максим Горький в своей газете "Новая жизнь" — по горячим следам:

9-го января 1905 г., когда забитые, замордованные солдаты расстреливали, по приказу царской власти, безоружные и мирные толпы рабочих, к солдатам — невольным убийцам — подбегали интеллигенты, рабочие и в упор, в лицо кричали им:

— Что вы делаете, проклятые? Кого убиваете? Ведь это ваши братья, они безоружны, они не имеют зла против вас, — они идут к царю просить его внимания к их нужде. Они даже не требуют, а просят, без угроз, беззлобно и покорно! Опомнитесь, что вы делаете, идиоты!

Казалось, что эти простые, ясные слова, вызванные тоской и болью за безвинно убиваемых рабочих, должны были найти дорогу к сердцу "кроткого" русского мужичка, одетого в серую шинель.

Но кроткий мужичок бил прикладом совестливых людей, или колол их штыком, или же орал, вздрагивая от злобы:

— Расходись, стрелять будем!

Не расходились, и тогда он метко стрелял, укладывая на мостовую десятки и сотни трупов.

Большинство же солдат царя отвечало на упреки и уговоры унылым, рабским словом:

— Приказано. Мы ничего не знаем, — нам приказано…