Жорж Ленотр - Повседневная жизнь Версаля при королях

Неподалеку от поля сражения по сию пору можно видеть небольшой замок Колонн, где Людовик XV провел ночь после победы. Он подъехал к замку под приветственные клики войск, как настоящий герой, и лучился счастьем. Несмотря на крайнюю тесноту помещения, он принял у себя всех офицеров и спел в их присутствии чрезвычайно длинную и «очень забавную» песенку.

На следующий день ему предстояло перебраться в несколько более просторный, но тоже не слишком комфортабельный замок. Сюда для поздравлений поспешил весь дипломатический корпус. В парадных одеяниях появился тут и парижский парламент; это путешествие обошлось недешево: в своем дневнике Барбье [102] Эдмон-Жан-Франсуа Барбье (1689–1771) — адвокат парижского парламента; автор «Исторического и анекдотического дневника царствования Людовика XV». отметил, что первому президенту приходилось тратить тысячу пистолей в день (что составило бы нынче сто двадцать франков). Но иначе поступить было нельзя — все определял этикет.

Виконт Флери, описавший со слов осведомленных участников историю этой кампании в мельчайших деталях, донес до нас множество удивительных подробностей. Мы узнаем, например, что в зависимости от своего ранга посетитель временного королевского жилища имел право на «мел», на «для», и на «пушку». «Пушка» означала почетный залп, которым приветствовали прибытие важного гостя, принимаемого с особым уважением. Он же имел честь видеть на дверях отведенного ему жилища свое имя, начертанное мелом. Белым мелом помечалась только комната короля, желтым — комнаты королевы и дофина. Одни только принцы и члены королевского дома имели право на предлог «для» перед своим именем и титулом. Также, впрочем, высоко котировались и послы, но при условии, если в эту пору тут не остановился на ночлег сам король. Имена всех прочих смертных писались углем и без всякого предлога. Главный квартирмейстер утратил бы доверие, допусти его «налагавшие мел» фурьеры какую-либо оплошность: то были чрезвычайно деликатные и важные стороны церемониала и престижа.

Уходившие корнями в незапамятные времена, подобные ребяческие пустяки казались тогдашним людям чем-то вроде каркаса, на котором держалась старая монархия; они казались совершенно необходимыми для существования этого древнего, но слывшего несокрушимым здания. Однако не прошло и пятидесяти лет, как набитое рухлядью сооружение рухнуло от единого дуновения…

В лучшие времена Версаля его двором правил владыка куда более могущественный, чем сам король: то был церемониал или, как тогда его называли, этикет. Малейший жест, шаг — все было предопределено, как в балете.

Читая хронику жизни замка, не перестаешь удивляться, каким образом все они, от принца и принцесс до самых безвестных слуг, ухитрялись держать в голове мельчайшие подробности своей роли, тем более что роли эти менялись в зависимости от места пребывания, от времени года и даже времени суток. Например, та дама, что в Версале имела право лишь на складной стул, в Марли могла сидеть на табурете, а в Рамбуйе — на стуле со спинкой. Или слуга-придверник, чья единственная обязанность состояла в открывании двери: как он мог помнить, что отворяя дверь для одних персон, он должен стоять перед дверью, а для других — позади нее? Герцоги и пэры, обладавшие правом приносить с собой в капеллу подушечку, никогда не забывали положить ее несколько наискось, а не прямо перед собой — то была привилегия лишь принцев крови. И если во время приема какого-нибудь посла главный церемониймейстер не встретил его на четвертой ступеньке лестницы, вполне мог разразиться дипломатический конфликт.

Своего апогея этикет достиг при Людовике XV: к старым обычаям, восходящим ко временам Франциска I (если не к еще более древним), прибавилось множество новых, возведенных Людовиком XIV в ранг беспрекословных требований, коим подчинялся и он сам.

Естественно, возникает представление, что хозяева дворца, где все предусмотрено до мелочей, где обязанности каждого абсолютно точно определены, должны наслаждаться предельным комфортом. Глубочайшее заблуждение! И король, и королева, и их дети («дети Франции») тоже были невольниками этикета и испытывали от него постоянное неудобство.

Когда у юных принцесс (у «медам») устраивались детские танцы, обычно вместе с приглашенными детьми приходили порадоваться их удовольствию и их матери. И тогда эти бедные маленькие танцоры, несмотря на свою увлеченность веселым кружением, были обязаны, рискуя свернуть себе шеи, не сводить глаз с лица королевы.