Вячеслав Софронов - Отрешенные люди

- Я же говорю, урядник не пустит,- начал сердиться Иван Васильевич,- а без него нам с киргизцем не столковаться. Языка его не знаем.

- Ты ему только деньги покажи, и он все поймет. Ты по-татарски калякаешь, сумеешь объясниться.

- А Тихон согласен?

- Само собой. Когда еще такая удача подвернется. Я еще в Тобольске сразу об этом подумал, когда хозяин предложил. Так бы с чего я поперся к черту на кулички.

- Ну, ты мужик не промах!- покрутил головой Иван.- Посоветуюсь я с поручиком. Может, и он согласится.

-- Тогда на пятерых делить придется,- недовольно сморщился Никанор.

-- Не жадничай, на всех хватит.

Гаврила Кураев, не перебивая, выслушал Зубарева, когда тот выложил ему план освобождения купцов, глянул на темное небо и ответил со вздохом:

- Я ночью, помнится, говорил, что своей смертью вы вряд ли умрете, а сегодня вы являетесь ко мне и подтверждаете правильность сказанного. Но если честно признаться, то мне по душе ваше предложение, и я согласен составить вам компанию. Только предупреждаю сразу, что от всяческой оплаты заранее отказываюсь. Не пристало русскому офицеру таким способом деньги зарабатывать.

- Ваше дело,- сухо отозвался Зубарев, не особо понимая поручика. Уряднику о задуманном говорить не будем?

- Смотрите сами. Все будет зависеть от того, сумеете ли вы объясниться с киргизцем. Думаете, согласится против своих пойти?

- Кто его знает, увидим,- пожал плечами Иван и направился к Садыку.

Никанор оказался прав: стоило лишь Зубареву показать тому деньги, а потом сделать несколько движений, изображая, как он крадется, пригнувшись, и хватает кого-то, а потом убегает, как тот закивал головой и два раза выбросил вперед растопыренные на руках пальцы. Иван понял, что киргиз просит за участие в деле двадцать монет. Ему не оставалось ничего другого, как согласиться. Пока он объяснялся с Садыком, Харитон Зацепа бросал в их сторону неодобрительные взгляды, видимо, догадываясь, что Иван что-то задумал.

- Гроза будет,- ни к кому не обращаясь, проговорил он, когда Иван вернулся к костру, надо бы дров побольше к ночи насобирать. Эй, станичники, тащите хвороста и чего там найдете!- Потом резко повернулся к Зубареву и спросил в упор: - О чем балакал с чучмеком?

- Да так, по душам говорили,- не стал раскрывать своих планов Иван,братом интересовался.

- Смотри, как бы покойником интересоваться не пришлось. Они, коль чего учуют, то глотку мигом перережут или еще хуже,- чуть помолчав, добавил, отводя глаза в сторону,- жилы на ногах перережут, и гуляй...

- Поглядим,- сдержанно ответил Иван, хотя от услышанного ему стало не по себе, особенно, когда представил убитого Федора с перерезанным горлом. Он готов был отказаться от задуманного, но какой-то бес сидел в нем и поддразнивал, толкал на нечто такое, от чего кровь стыла.

"Ай,- решил он про себя,- была, не была! Умирать, так с музыкой!"

Гроза накатила мигом, и после нескольких оглушительных громовых раскатов хлынул крупный дождь. Казаки, не сговариваясь, кинулись по палаткам, затаскивая следом оружие, седла, сбрую. Иван оказался в одной палатке с Гаврилой Кураевым, Никанором Семухой и Тихоном Злыгой. Последним пробрался изрядно вымокший Садык, отирая с лица дождевую влагу своей лисьей шапкой. Голова его оказалась наголо бритой и круглой, как шар. При вспышках молний Иван заметил несколько шрамов, стягивающих кожу на голове киргиза. Судя по всему, тому уже приходилась бывать во всяких переделках.

- Может, сейчас и выедем?- спросил Зубарев осторожно у Кураева, поскольку в палатке было еще двое казаков, не посвященных в их планы.

- Нет, лучше под утро,- тихо ответил тот.

Гроза то прекращалась, уходила дальше в степь, то возвращалась обратно, и дождь с новой силой принимался хлестать по палатке. Первыми задремали ни о чем не подозревающие казаки, потом начал посапывать и Никанор Семуха, да и Тихон Злыга выбрал местечко у самого края и вскоре затих. Не спали лишь Кураев и Зубарев, и Садык, что все беспокойно крутил головой и вздрагивал при каждом движении кого-либо из присутствующих, настороженно таращил глаза. Иван заметил рукоять ножа, чуть высовывающуюся у киргизца из голенища сапога, подумал было забрать, но решил, что вряд ли тот решится напасть на них, и лишь внимательно смотрел за каждым движением Садыка.

Когда по приблизительным подсчетам Ивана прошло уже более двух часов, Кураев встрепенулся и дернул его за полу кафтана, прошептал:

- Пора. Буди своих,- быстро выбрался из палатки и исчез в темноте.