Вячеслав Софронов - Отрешенные люди

- Николай Баломири, - услужливо подсказал Бестужев, лишний раз демонстрируя прекрасную память, о которой как его друзья, так и враги всегда отзывались уважительно.

- Верно, он самый. Мы тогда повелели всех сербов, что пожелают в Россию переселиться, принимать беспрепятственно. А что вышло?

- А что вышло? - как ни в чем ни бывало, спросил ее канцлер.

- Скандал вышел! Будто и сам не знаешь?

-- Откуда мне знать, - опустил голову Бестужев, чтоб государыня не увидела хитринки, блеснувшей в его глазах. Он через доверенных людей из Вены давно знал о возмущении, в которое пришла императрица Мария Терезия вследствие заступничества Бестужева-старшего за единоверцев.

-- Отписала нам императрица, мол, надоел ей братец твой и просит отозвать его из Вены. Что скажешь, Алексей Петрович?

- Что тут говорить, - поскреб чисто выбритый подбородок Бестужев, - вам решать. Он мне, как никак, братом доводится, к тому же старшим.

- Зато по твоему ведомству служит. Приструни его как должно

- Пробовал уже, не слушается, - хихикнул Бестужев, - он с детства меж нами верховодил.

- Женился без нашего согласия при живой жене на какой-то лютеранке, закипела от возмущения императрица, вспомнив еще об одном нарушении неукоснительных дипломатических правил Михаилом Бестужевым.

- И о том мной было писано брату, - в очередной раз кивнул головой канцлер.

- Если бы не знала примерной вашей службы брата твоего еще батюшке моему, то непременно отправила бы давно ослушника в Сибирь вслед за женушкой долгоязыкой.

- Значит, отзывать Михаила из Вены? - предугадал Алексей Петрович решение императрицы.

- А ты хочешь, чтоб нам по его милости оправдываться пришлось перед всем венским двором? Отзывай. Я указ тот хоть завтра подпишу.

- Слушаюсь, матушка. Велеть, чтоб в столицу возвернулся?

- На короткий срок, а там подумаем. В Дрездене нам ловкий человек нужен. Может, туда его и определим. А приватно отпиши брату, мол, нет нужды ему в столицу с лютеранкой той заявляться. Пусть она за границей его и дожидается, а нам ее ни к чему у себя принимать.

- Больна она, Михаил писал. Чахотка...

- Вот пусть врачи немецкие и лечат ее. А наш климат ей на пользу не пойдет, - встала с кресла императрица.

Канцлер поднялся, понимая, что разговор закончен. Если честно, то в душе он едва ли не торжествовал: Михаил с детских лет верховодил; шел впереди, когда они находились оба на дипломатической службе еще при живом отце, всегда чуть снисходительно относился к нему, Бестужеву-младшему. Зато теперь все становилось на свои места, и он может, почти может, праздновать долгожданную победу в незримом противоборстве со старшим братом.

- С наступающим Рождеством, - вслед ему произнесла императрица.

- И вас, матушка, - канцлер чуть обернулся, но не задержался, вышел из кабинета и, медленно ступая и чуть покряхтывая, начал мучительный для больных ног спуск по мраморным лестницам дворца.

9.

По случаю Рождества и освобождения Ивана из заточения в доме Зубаревых собрались многочисленные родственники: празднично разодетые, широко улыбающиеся хозяевам, подшучивающие друг над другом, подмигивающие главному виновнику - Ивану, что стоял бочком в сторонке, тоже радостный, с поблескивающими глазами.

Хозяйка дома, Варвара Григорьевна, не в меру суетилась, успевая и здороваться с гостями, и носить в столовую очередную закуску, расставлять все в требуемом порядке с помощью старой няни, которую по привычке все звали по-домашнему - Прокопьевной.

Праздничный стол уже не вмещал носимых с кухни угощений, но Варвара Григорьевна умудрялась сдвигать одну из тарелок, втискивая очередное блюдо. Тут стояли и баранья нога, запеченная в тесте, и неизменный рождественский поросеночек в румяной хрустящей корочке, горкой высились растягаи, отдельно красовался пирог из нельмы, искрился холодец янтарной желтизной жирка, особняком, на самом краешке, пристроились соленые грибочки, рядом с ними моченая брусника, а чуть дальше - квашеная капуста и соленые огурчики. Гости, входя в столовую, первым делом охали от изобилия кушаний, качали головами, втягивали носами тонкий аромат, столь присущий каждому праздничному столу.

Хозяин, Василий Павлович Зубарев, прошел в дальний конец стола и, перекрестясь, сел под образами, приглашая и остальных занять места. Рядом с ним тяжело опустился на лавку казачий полковник, крестный Ивана, Дмитрий Павлович Угрюмов, что служил в Тюмени, но по несколько раз в год приезжал в Тобольск по служебным делам и неизменно останавливался в доме у Зубаревых. Рядом с ним осторожно присел тобольский дворянин Петр Андреевич Карамышев, у которого с хозяином дома велась давняя дружба. Подле Карамышева сел кряжистый, осанистый Иван Иванович Пелымский, происходящий из старинного рода сибирских князей, коим в свое время была пожалована грамота на их исконные вотчины, занимавшие даже по сибирским понятиям немалую площадь. Однако та жалованная грамота со временем утерялась, земли были частью проданы, частью заложены, и последний человек из рода Пелымских жил безвыездно в Тобольске на небольшую ренту с малых остатков тех земель.