Вячеслав Софронов - Отрешенные люди

Ивану хотелось возразить, закричать, что и он может убить, если вдруг обидят его так, что себя забудет, и в беспамятстве всадит нож в любого, кто окажется рядом. Но не мог он закричать, а тем более поднять руку на ту, что стояла сейчас перед ним, гордо выставя грудь и раскинув широко руки. И она знала об этом, а потому не боялась, подставляла себя под удар. Но в то же время, подумал Иван, может статься и так, что за какое-то ее слово, за обиду не пожалеет он и ее, которая так влечет к себе, чье тело он страстно желал. И он испугался этой мысли, отвернулся, подошел к столу, налил себе еще вина, выпил одним глотком и сел на лавку.

- Да ну тебя, - обессиленно махнул рукой, - с тобой надо наперед мешок гороха съесть, чтоб разговор весть. Все одно переспоришь...

- И спорить нечего, - самодовольно улыбнулась она, - не твоя это стать, Ваня, с бабами спорами заниматься, а со мной и подавно. Будешь теперь слушать, о чем сказать хочу?

- Буду, буду, говори, - отмахнулся, как от назойливой мухи.

- Парень ты хваткий, дерзкий, с головой. Все при тебе, все на месте, а вот нет в тебе... - она остановилась, подбирая слово.

- Чего же такого во мне нет? - без интереса спросил он, хотя опять догадывался, о чем она хочет сказать. Наперед знал все ее слова и мысли, а потому неинтересно было и слушать, но и останавливать не хотел, пусть лучше выскажет все, облегчит душу.

...- размаху в тебе нет, Ванюша, - наконец нашла она слово. - А без него, без размаху, и жизнь как черствая корка кажется.

- Почему это у меня да размаху нет? - попытался возразить он, хотя опять же знал: найдет она, что ответить, чем уколоть его.

- Видать, Господь не дал.

- Уверена, что от Господа то дело? Может, от него, - ткнул он пальцем в пол, не желая произносить вслух имя врага человеческого.

- Все от Бога. И черт от Бога пошел. Да и какая нам с тобой разница, откудова что взялось, пущай о том батюшки толкуют. А хочу я тебе вот чего сказать: держись, Ваня, меня. Я тебя научу, как и чем заняться, на какое дело пойти. Знаю, землю копать или там дрова для кого колоть ты ведь не согласен. Так? - и сама же ответила, - так, так. Не любишь ты черной работой заниматься, тебе другое подавай, чтоб побыстрей да полегче. Нельзя тебе без меня, Ванечка, - она опять подошла близко к нему, желая в очередной раз подразнить, и он слегка отстранился от дурмана ее сладкого, дразнящего тела. - Не бойся ты меня, не бойся, а то как зверь, право, - и начала гладить по голове, ласкать за ухом, а потом наклонилась и поцеловала в самую макушку, он попытался ухватить ее, притянуть к себе и не отпускать долго-долго, пока не впитает в себя ее сок, не передаст ей свой, но Аксинья ждала этого, ловко вывернулась, задержала его руку. - Погоди, погоди, не время пока. Я же говорю тебе, потолковать надо. Слышишь?

- Слышу, - отвел в сторону пылающее лицо Иван, - говори тогда скорее, а то... не отвечаю за себя.

- Да я почти все и сказала тебе: давай держаться друг дружку. Я тебе говорить буду, у кого денежка хорошая водится, куда товары привезли, где запоры не особо надежны, а дале твое дело. Понял?

- Я-то понял, - подавил в себе раздражение Иван, знал: именно об этом она и хочет ему сказать, иначе говоря, быть с ним в доле, чужими руками жар загребать. - И чего ты, девка-краса, за добрые дела свои хочешь?

- А ты догадливый, - недобро усмехнулась Аксинья, - за просто так я не стану шею подставлять под топор, плата за то особая требуется. Приносить будешь все ко мне, куда скажу. Но не сюда, опасно под боком ворованное добро держать, да и Петр спросить может.

- Ты чего... хочешь, чтоб я все, чего добуду, к тебе, что ли, нес? Сдурела баба! Вконец сдурела, - не на шутку рассердился Иван.

- Дай договорить, - жестко произнесла Аксинья, - а то кипишь, как котелок в печи, пар пускаешь. Договорить не даешь, не дослушаешь, а крику-то, крику! Как в базарный день в конном ряду! Ты все, чего возьмешь, за гроши, за копейки спускаешь. Какая тебе в том выгода? Я же тебе и покупателя доброго найду, и сохранно будет. Уразумел? То-то. Зачем мне все себе брать? Третью часть отдашь и ладно...

- Третью часть? - не утерпел Иван. - Да ты воровка почище меня будешь! Где это видано, чтоб...

- Тю-тю! Опять шумишь, Ваня, ну, коль третью часть жалко, то четверть давай. - И видя, что он пытается возразить, прикрыла ему рот ладошкой и притянула голову, сама села на колени.

Иван схватил ее за пояс, сжал до хруста в костях, но Аксинья лишь блаженно застонала, откинув голову. Он поднял ее, понес к кровати. Она не сопротивлялась, наоборот, тянула вниз, вонзая ноготки под кожу, освобождая от одежды его тело, распластавшись широко на вязанном ее руками покрывале...