Тем не менее воинская энергия Вильгельма еще не иссякла. 1066 г. покажет это очень ярко.
Вильгельм Завоеватель тем меньше нуждался в преувеличенных похвалах своей рыцарской прогулке в Бретань в 1064 г., что одержал над Гарольдом и его английским остом 14 октября 1066 г. при Гастингсе настоящую победу после тяжелой битвы. Сколь бы жестокой она ни была, ее оправдали и приукрасили три великих повествования — к рассказу Гильома Пуатевинского и гобелену из Байё можно добавить поэму, сочиненную Ги Амьенским, капелланом королевы Матильды. И современные английские историки с той fair-play, какой они известны, приписывают нормандскому герцогу (правда, не без нюансов) привнесение в Англию «рыцарства» во французском духе — под которым они в основном понимают милосердие к врагу. Это действительно одна из главных основ франкской и феодальной войн, и в этом воззрении Джона Джиллингема {400} 400 Gillingham, John. 1066 and the introduction of chivalry... См. также: Strickland, Matthew. War and chivalry...
есть нечто очень впечатляющее, но, может быть, следует задаться вопросом, насколько великодушным остался Вильгельм Завоеватель. Доказывая, что это привнесение «рыцарства» имело место, англичане ссылаются прежде всего на Гильома Пуатевинского, который мастерски умел приукрасить своего героя.
Разве Вильгельм, действуя в духе христианских сеньоров, заботящихся о слабых, не велел своему бретонскому союзнику Рюалю в 1064 г. в Бретани составить список убытков, причиненных его остом? «Он пообещал ему полностью возместить золотом весь нанесенный ущерб. И с тех пор он запретил своим войскам и животным касаться урожаев Рюаля» {401} 401 Guillaume de Poitiers. I, 45. P. 113.
. Та же мера была принята в отношении гастингского оста в 1066 г.: «он запретил всякий грабеж» в Нормандии, пока не подошел флот, и «кормил за свой счет» пятьдесят тысяч человек, которых собрал {402} 402 Ibid. II, 21. P. 151.
. И потом, после победы, он не допускал никаких бесчинств. Действительно, «не следует безмерно притеснять побежденных, которые, равно как и победители, исповедуют христианскую веру» {403} 403 Ibid. II, 33. P. 233.
. Впрочем, доводить их до бунта было бы неверно в политическом отношении. Итак, Вильгельм Завоеватель «поддерживал дисциплину за счет соответствующих уставов среди бойцов из средней знати и народа» {404} 404 Ibid. Говоря о грабежах, и Ордерик Виталий сожалеет о римской дисциплине: Orderic Vital. XIII, 25. Т. VI. Р. 472.
— иначе говоря, всадников второго порядка (на уровне владельцев десяти мансов в каролингские времена) и незнатной пехоты. Эксцессы после победы при Гастингсе, такие как пожар в Дувре, якобы устраивали только «оруженосцы» (armigeri) {405} 405 Guillaume de Poitiers. II, 27. P. 210.
. В этом старании герцога Вильгельма сохранить дисциплину есть нечто римское: он напоминает Сципиона и ему подобных {406} 406 Ibid. II, 33. P. 232.
. Щадя города, которые ему сдаются, он милосерден ко всем, особенно к простому народу {407} 407 Ibid. II, 35. P. 236.
. И когда Гильом Пуатевинский уверяет, что герцог хорошо относился к заложникам, что они были окружены большим почетом, чем пленные, на миг можно подумать, что происходила интеграция побежденных, как в Италии при Карле Великом {408} 408 Ibid. II, 38. P. 245.
.
Это апология справедливой войны — возмездия с Божьей помощью за клятвопреступление ив то же время за братоубийство, действительно совершенное Гарольдом [102] Чуть раньше раньше он убил своего брата Тостига в сражении при Стамфорд-Бридже, так же как и норвежского короля Харальда Сурового.
. Кстати, папа Александр II, желавший реформировать и вновь подчинить английскую Церковь, передал Вильгельму знамя святого Петра — которое упоминает Гильом Пуатевинский и которое изображено на гобелене, хотя особо и не выделено. Этому князю — противнику ереси [103] Ереси Беренгария Турского.
— он мог бы написать, как святой Авит Вьеннский Хлодвигу: «Ваша вера [или “ваше право”] — это наша победа».
И в конечном счете, возможно, в Вильгельме Завоевателе было больше от Хлодвига — грубого короля, чем от Геральда Орильякского — учтивого графа. По-настоящему щепетильным церковникам было о чем задуматься!
Ги, который, прежде чем стать епископом Амьенским, был капелланом королевы Матильды, защищает и превозносит Вильгельма. Но, в конечном счете, начальные стихи его поэмы [104] Если эта часть (835 первых стихов) действительно написана им.
не скрывают, что Вильгельм, едва высадившись, стал грабить и жечь Англию. С полным правом, уточняет он, потому что его народ отказал тому в короне — даром что Гарольда назначил всего лишь очень аристократический витенагемот. И этот поэт склонен описывать англичан скорей варварами, чем христианами, достойными такого названия. Он отпускает по их адресу несколько шпилек, столь же язвительных, сколь и несправедливых. Они «разнузданы» — хотя их королевская власть в тысячном году уделяла законодательству больше внимания, чем в какой-либо другой стране. Их возглавляют «изнеженные юноши с пышными волосами» {409} 409 Gui d'Amiens. Poeme. V. 325-326.
. [105] Длинные волосы, которые произвели на него сильное впечатление в Фекане (на Пасху 1067 г.), Гильом Пуатевинский упоминает с намеком на гомосексуализм (II, 44). Однако см. Рауля Глабера: Raoul Glaber. Histoires. III, 40, который так же критикует короткие волосы.
Кстати, это не всадники: «Этот невежественный народ гнушается на войне поддержкой конницы» {410} 410 Gui d'Amiens. Poeme. V. 369.
. Это не мешает им храбро сражаться: их честь состоит в том, чтобы не потерпеть поражения в бою и прежде всего умереть с оружием в руках {411} 411 Ibid. V. 371.
. Они словно сошли со страниц «Германии» Тацита, тем более что Гильом Пуатевинский в свою очередь приписывает им свирепость древних саксов {412} 412 Guillaume de Poitiers. 11, 24. P. 203.
. И действительно, эпическим образцом для них был Бюрхтнот из «Битвы при Мэлдоне», поэмы на древнеанглийском, написанной незадолго до того (в начале XI в.). Англосаксонские хроники часто рассказывали о смерти благородных воинов в Англии до 1066 г., где не было ни коней, чтобы бежать, ни замков, чтобы служить местом заключения, как во Франции.
Читать дальше