Татьяна Воронина - Реконструкция смысла в анализе интервью - тематические доминанты и скрытая полемика

И старшее поколение блокадников, и «блокадные дети» связывают героизм в первую очередь с риском для жизни на фронте или на оборонных работах в тылу, с работой в тяжелых условиях осажденного города. Именно труд, а не сама по себе жизнь под угрозой смерти от обстрелов и голода соответствует героическому поведению:

Интервьюер: А помните ли вы время, когда вас стали называть блокадницей? <���…> Информант: Я думаю, что вот понятие блокадность было уже после. Потому что вот меня наградили медалью «За оборону Ленинграда» в феврале 44 года. Вот, между прочим, вот так подряд всех не награждали. В начале. В начале это как бы была награда. Это не просто знак, кто жил, тот и получил, а в начале нет. Кто как-то хорошо работал или долго работал. <���…> Понимаете, город-фронт Ленинград, город-фронт. Когда обстреливали, я вам скажу, это действительно фронт. Ты уходишь, и ты не знаешь, дойдешь ты до того угла или не дойдешь. Но вот чем ближе к фронту, тем все-таки обстановка другая. Вот быть на передовой — это одно, быть, я не знаю, быть за десять километров от передовой — это другое. А у нас город, все-таки… я спала в своей постели, понимаете? Я могла пролететь вниз через разбомбленный дом, все что хочешь, но, тем не менее, все-таки это не передовая (Архив Центра устной истории ЕУ СПб. Интервью № 0102026; далее указывается только номер).

Осознание собственного поведения как трудового подвига, как осмысленной жертвы во имя победы значительно реже встречается в интервью. Одна из наших собеседниц замечает, что, работая прачкой во время блокады, она не задумывалась о том, что впоследствии будет причислена к героям:

Информант: Мы жили и никто не думал о геройстве. В первую очередь жили, работа… даже вот то, что в армию пошла, что я думала о том, что я, ах, какая я буду или кто-то обо мне будет говорить или что? Ни в коем случае, в первую очередь, в первую очередь, это был кусок хлеба. <���…> Это даже больше, чем рабочая карточка. У тех, которые работали у станков в городе. Тоже правильно, но… когда я работала^ знала, для чего я это делаю. И это было нужно делать. <���…> Не потому, что меня накормят, а потому что это надо делать. И тут… и то, и другое абсолютно одинаково. И то что это идет, что… что ты будешь сыт, и, с другой стороны, от тебя отдача должна быть за эту сытость такая, чтобы она была равносильна, а может быть даже и больше (№ 0101027).

Другая информантка разделяет осознанный героизм и «героизм поневоле»:

Информант: Хорошо, что они (представители молодого поколения. — Авт.) понимают, что это был подвиг какой-то. Причем мама моя говорила — вот еще не умерла — что это подвиг поневоле у нас был. Другое дело, когда я пошла там работать, это уже там таскать раненых, а когда мы переживали, это было поневоле. Это не потому, что мы были героями, мы влипли в это дело (№ 0102001).

Таким образом, осознанный героизм ассоциируется у нее с трудовой деятельностью, «героизм поневоле» — с жизнью в условиях блокады.

Понимание героизма как «героизма поневоле» близко людям, пережившими блокаду детьми. В их интервью можно выделить несколько способов рассказа о героизме (или о негероизме). Первая — рассказы о посильной помощи взрослым:

Информант: Конечно, я ничего героического совершить не могла в шесть, семь, восемь лет. Единственное только что, ну вот так же в литературе нас, блокадных детей, называют старичками, маленькими старичками. Ну потому что мы были серьезными. Может быть, мало улыбались, я не помню, чтобы я плакала, кривлялась, там, просила чего-то у взрослых. Потому что я понимала, что, если бы что-то было, мне бы обязательно дали. И вот, может быть, вот таким своим поведением как-то облегчала жизнь взрослых. Потом мы умели радоваться. Понимаете, по-настоящему, искренне. Всему хорошему, что происходило в жизни (№ 0102017).

Ср. также следующее суждение:

Интервьюер: Ну ведь есть же какая-то разница: «блокадник» и «житель блокадного города»?

Информант: Есть! Конечно, есть. Ну настоящим блокадником была моя мама вот. И моя свекровь. Это настоящие… эти люди, которые работали, которые получили медаль «За оборону Ленинграда». Это настоящие блокадники. Тут уже даже нечего… Ну нас иногда называют даже, как говорится, «горшечниками».

Интервьюер: Что это значит?

Информант: Значит, сидели на горшках мы. На ночных вазах. Или там даже и «нахлебниками». Конечно, большой пользы, пользы уж такой для города, мы, конечно, не принесли. Ну вот, кроме того, что. Ну вот чем богаты, тем и рады. Вот рисуночек рисовали. Одному послали, другому, третьему, сидели, рисовали. Вот для раненых, концерт, ходили мы, ездили мы. Ходили, выступали. Все же какую-то радость им приносили. Ну а что мы еще могли? Учиться должны были хорошо. Вот и все! Но учились вначале не очень хорошо. Когда, знаете, кушать хочется, я не думаю, что очень хорошо все шло (№ 0101007).