Понятны гнев и возмущение старейшего авиатора Николая Александровича Сбытова. Он видел, как по чиновничьи равнодушно отнеслись к его информации о положении на приграничных аэродромах. Да что там чья-то информация! Жернова административно-бюрократической системы без труда перемалывали даже грозные распоряжения самого Сталина — суди не суди…
Передо мной письмо из Винницы. Прислал его подполковник в отставке В. Прохоренко в редакцию газеты «Красная звезда». Письма потом уничтожались — за давностью лет, но часть удалось сохранить.
«Это было 22 июня 1941 года, — пишет Прохоренко. — Наш 17-й истребительный авиационный полк дислоцировался в Западной Украине в районе города Ковель. В мае мы перелетели на оперативный аэродром Велицк. Там мы и были ввергнуты в пучину войны с фашистами.
А дело было так. Примерно за два-три дня до прибытия инспекции главкома ВВС к нам на аэродром Велицк прилетел командир 14-й истребительной авиадивизии полковник Зыканов с целью проверить боевую готовность полка и ход работы по переучиванию личного состава в связи с переходом на новую материальную часть — самолеты ЛаГГ. Наш аэродром Велицк являлся учебным центром 14-й истребительной авиадивизии.
Одновременно с этим была произведена проверка исполнения директивы о создании сети.маскировки земляных укрытий в черте аэродрома для личного состава полка, щелей и других видов земляных сооружений с перекрытием. Но, к великому сожалению, на период этого времени никто и пальцем не пошевельнул для выполнения данной директивы, за исключением примитивного земляного сооружения для КП полка.
Невыполнение указанной директивы до такой степени возмутило полковника Зыканова, что он не выдержал и ударил кулаком по кувшину, стоявшему на столе. Стеклянная крышка кувшина была посажена до дна — вода разлилась, а из руки полковника хлынула кровь, так что пришлось срочно оказывать ему медицинскую помощь. Это заставило кое-кого пошевелить мозгами и взяться за маскировку, сооружение щелей на аэродроме, которые впоследствии спасли столько жизней…
15 июня я был отпущен на сутки к семье в город Ковель. Там я узнал от соседей-поляков о том, что Англия передала по радио о готовности немцев напасть на Советы. Сообщению этому мало верилось, несмотря на то, что немецкие самолеты нарушали нашу границу — с начала года, можно сказать, регулярно.
Это было мое последнее посещение дома и семьи.
21 июня, в субботу, инспекция главкома ВВС заканчивала работу по проверке переучивания личного состава. Председатель инспекции дал уже и заявку на подготовку самолета для вылета в Москву к 8 часам утра 22 июня. Врио командира полка майор Семенов приказал всему личному составу никуда не отлучаться из расположения лагеря — на случай, если вдруг инспектирующие устроят тревогу. Мне и капитану Сидоренко Павлу Семенов дал указание всю ночь быть в готовности, сказал: «Потом отоспитесь!..»
Та короткая июньская ночь, помню, выдалась очень теплой, тихой. Небо было чистое, безоблачное, усеяно яркими звездами. Лагерь спокойно спал. Никто не мешал нашему разговору. А говорили о службе, о заключении и выводах инспекции главкома, о том, какая будет выставлена оценка по боевой подготовке полка. Правда, предварительно эту оценку мы уже знали.
С рассветом решили зайти в штаб к оперативному дежурному. Оперативным дежурным тогда был штурман полка капитан Осипов. Ознакомились с обстановкой — она не очень радовала. Дежурный не мог связаться со многими точками, с которыми нам необходимо было поддерживать связь. Связь оказалась прерванной буквально на полуслове…
Тогда мы срочно устремились на аэродром к дежурной эскадрилье. Было 4 часа 30 минут 22 июня. И вдруг услышали тяжелый, все нарастающий гул моторов.
Капитан Сидоренко сказал мне: «Вот и сбылись разговоры в ожидании каких-то больших маневров…» А в следующее мгновение из-за леса внезапно выскочили «юнкерсы» и начали бомбить наш аэродром…
После временного затишья все инспектирующие спешно улетели в Москву, и дальнейшая их судьба нам была неизвестна».
Осталось неизвестным и то, что доложили инспектирующие о подготовке приграничных аэродромов 14-й истребительной авиадивизии — все ли нашла в порядке высокая комиссия или заметила «отдельные недостатки» на «отдельных аэродромах»? Известно лишь, что в тот день, о котором вспоминает Прохоренко, для 1200 боевых самолетов проблема маскировки раз и навсегда отпала…
Читать дальше