Абдурахман Авторханов - Загадка смерти Сталина. Исследование

Можно смело предположить, что, кроме Сталина и членов Политбюро, никто на съезде не знал, что здесь Берия прямо спорит со Сталиным, считавшим «буржуазный национализм», «сионизм» и «космополитизм» главной опасностью для СССР, а русского великодержавного шовинизма не признававшим вообще.

Интересна и другая деталь: больше половины речи Берия посвятил национальной политике и национальным республикам СССР, но ни словом не обмолвился о Грузии и грузинских «буржуазных националистах», ведь для его земляков, мингрельцев, не хватило мест в тюрьмах Тбилиси, Сухуми и Батуми… Защищать их Берия не мог, но он не осудил их, как того требовала нынешняя кампания Сталина против «буржуазного национализма».

Полным невежеством съезда в делах на верхах партии надо объяснить и то, что Берия сошел с трибуны как триумфатор. Протокол последнего заседания съезда («Правда», 15.10.52.) передвинул Берия с пятого места на его прежнее третье место!

Зато Сталин во время выборов в новый ЦК вычеркнул из списка учеников Берия — довоенных членов ЦК Меркулова и Деканозова (оба расстреляны вместе с Берия) и кандидата в члены ЦК М. М. Гвишиани.

Следует отметить еще один сюрприз: новый антибериевский ЦК Компартии Грузии торжественно внес предложение: «Первый параграф устава начать словами: «Созданная вождями пролетарской революции Лениным и Сталиным, Коммунистическая партия Советского Союза…» — и дальше по тексту, как у ЦК (там же, речь секретаря ЦК Грузии Цховребашвили).

Политбюро отвергло это предложение. Допустить, что его отвергли по инициативе Сталина, значит быть очень высокого мнения о скромности Сталина, того Сталина, который сам называл Коммунистическую партию Советского Союза «партией Ленина — Сталина» (см.: «О Великой Отечественной войне…», с. 17), а в книжку своей биографии собственноручно вписал, по Хрущеву, слова: «Сталинский гений!» Нет, скромностью Сталин определенно не страдал.

Понять Сталина можно, только постаравшись проникнуть в его политико-психологический мир и его глазами глядя на положение и перспективы развития СССР. Тогда мы увидим в действиях советского диктатора не манию преследования, не причуды и капризы старика, а железную логику основателя данной системы, его обоснованный страх за ее интегральность, его глубочайшую озабоченность беспечностью его учеников и соратников, его мрачные думы о завтрашнем дне. На XX съезде цитировались слова Сталина, обращенные к его ученикам и полные тревоги за будущее СССР: «Вы слепы, как новорожденные котята; что будет без меня?»

Сталин был идеален для господства над закрытым обществом — закрытым внутри, закрытым вовне. Жизнеспособность и долголетие такого общества зависели от систематической регенерации ячеек власти сверху донизу — от постоянного вычищения отработанных кадров, от постоянного возобновления армии бюрократов. Порядок Сталина не допускал ни свободной игры сил на верхах, ни гражданской инициативы в обществе, даже самой верноподданнической.

«Генеральная линия партии» была сильна своей ясностью, неуязвимостью, повелительностью. В ее лексиконе не было слова «думать», а было всем понятное и принятое слово «действовать»! «Думать» — это прерогатива самого Сталина, «действовать» — это задача всей партии. Поэтому и «порядок» был идеальным, и управлять было легко. Война внесла в «генеральную линию» дисгармонию. Люди, прошедшие через войну, от Волги к Эльбе, стали другими.

В глубине души Сталин был согласен с западными остряками: «Сталин в войну сделал только две ошибки: показал Ивану Европу и Европе Ивана». Эти Иваны притащили домой бациллы свободы и социальной справедливости: «в Германии скот живет лучше, чем у нас люди», «у американского солдата шоколада больше, чем у нашего картошки», «на Западе президенты и министры — обыкновенные грешники, а у нас боги-недотроги». Надо вернуть этот «расфилософствовавшийся», больной народ в первобытное довоенное состояние: нужен антибиотик, нужно и новое, полезное кровопускание. Чем раньше это сделать, тем быстрее он выздоровеет. «Кровь на руках врача надо отличать от крови на руках палача», — говорил еще царский министр Столыпин. То же думает и Сталин.

Этого никак не хотят понять верхи партии. Они даже не прочь начать диалог с Западом («сосуществование»!), не прочь искать его помощи в решении внутриэкономических (колебания — принять или не принять «план Маршалла») и внешнеторговых проблем СССР (предложения о «хозяйственно-технической кооперации»), а для этого готовы посягнуть на святая святых — монополию внешней торговли — и немножко приоткрыть «железный занавес» для циркуляции бизнеса. Но это ведь начало конца «генеральной линии». По каналам бизнеса двинутся в СССР тысячи, миллионы новых бацилл Запада. Их принесут не только западные Джоны и Жаны, но и циркулирующие между СССР и Западом русские Иваны: инженеры, хозяйственники, коммерсанты, туристы, студенты, спортсмены… «Железный занавес» станет дырявым, и начнется другой диалог, диалог между народом и правительством, поощряемый и подстрекаемый Западом. Случится небывалое и непоправимое: народ начнет интересоваться своим прошлым и философствовать о будущем. Появятся новые Радищевы, Белинские, Герцены. Русь духовно придет в движение, а за нею и национальные окраины, за ними и страны-сателлиты. Вот такая перспектива рисовалась Сталину, если не вернуться к старой, испытанной «генеральной линии».