Дмитрий Абрамов - Миссия России. Первая мировая война

— Выпьем, господа за взятие Новочеркасска и за Ростов! — торжественно произнес Новиков.

Все подняли и, чокаясь, выпили. Коньячный хмель придал смелости Космину, и он, пьянея вслед остальным, спросил:

— Петр Петрович, отчего же сестра ваша все с батюшкой ездит и замуж не идет?

— Да, забавная история. У нас в семье уже младшие сестры — невесты. А Женя, поди ж ты, все капризничает. Первый жених купеческого звания, богатый, из Кадома, вроде бы и нравился ей. А она ему уж очень. Ну, он посватал. Приехали они с матушкой и батюшкой. Все чин чином. Казалось, сговорились. Застолье. Выпили хорошо. Сваты и жених домой собираются в полпьяна. А жених — трезв. Так вместо того, чтобы с невестой пообщаться, поухаживать, ручку поцеловать, встал от стола, перекрестился, поблагодарил и… пошел на двор коней своих запрягать. Ну, Женя и отказала тут же! — рассказывал сильно повеселевший Усачев.

— Ха-ха-ха-ха, — первым закатился Пазухин.

— Ох, го-го-го-го, — загоготали многие собеседники.

Космин прыснул в ладонь, и ему стало приятно и тепло на сердце. Офицеры выпили по третьей. Закусили медом, свежим хлебом, крашеными яйцами, куличом.

— Другой раз, — продолжал Усачев, — приехал жених их Нижнего Новгорода — знакомец дядюшки нашего. Богатый купчина, умный, видный, но в летах. Опять, казалось, сговорились. Опять застолье, хмельное на столе пошло — только наливай. Пришло время чай пить. Внесли самовар. Он дома у нас большой — трехведерный! Жених чай в блюдце налил, подул и стал тянуть. В варенье же десертной ложкой залез, и прямо из вазочки начал есть. Женя наша встала, отвернулась и ушла. Больше из своей комнаты и не выходила, как ни звали. Жених так и уехал ни с чем…

— Га-га-га! Го-го-го! Хо-хо-хо! — покатывалась уже хмельная компания офицеров. Смеялся от всей души повеселевший Космин.

— Выпьем, господа, за воспитанных и благородных женщин и девиц! — сквозь слезы смеха кричал Пазухин.

Все наливали, чокались, пили… Теплая, солнечная, но шумная, бурная, весна 1918 года стояла на дворе.

Страшные слухи и вести о зверствах большевиков и советской власти на Дону всколыхнули ненависть в сердцах и умах добровольцев 1-й добровольческой бригады Дроздовского и казаков. Сначала люди отказывались верить в это. Но потом многое увидели своими глазами…

ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ, СООБЩАЕТ:

ДЕЛО № 27

АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ

по делам о злодеяниях большевиков в 1918 году в г. Новочеркасске и других местностях Донской области

12 февраля 1918 года, после самоубийства выбранного в революционное время Донского войскового атамана генерала Каледина, в г. Новочеркасск вступили большевистские казачьи части под командой войскового старшины Голубова, а вслед за ними красноармейцы и матросы. Вечером Голубов с вооруженными казаками ворвался в зал заседаний избранного казачеством войскового круга (краевое законодательное учреждение) и закричал: «В России совершается социальная революция, а здесь какая-то сволочь разговоры разговаривает». Вслед за тем Голубов и его спутники сорвали офицерские погоны с войскового атамана Назарова и председателя круга войскового старшины Волошинова.

Большевики арестовали их и при криках и насмешках уличной толпы и звуках музыки отправили на гауптвахту, где посадили в темный подвал и где их морили голодом. В городе начались произвольные обыски и аресты. При этих обысках, часто повторных, похищались разные вещи, преимущественно золотые, а также и деньги, и иногда квартиры подвергались полному разгрому (Могилевского, Цыкунова, Щедрова, Бояринова, Авдюховой и многих других). Не избежали той же участи и некоторые казачьи учреждения, как, например, офицерское собрание и кадетский корпус, откуда были расхищены мебель, белье, музыкальные инструменты, обмундирование и книги…

14 февраля банда матросов и красноармейцев, человек в пятьдесят, частью пьяных, прибыли вместе с подводами к лазарету № 1, где лежало около ста офицеров и партизан, тяжело раненных и больных. Большевики ворвались в палаты и, нанося раненым оскорбления, начали выносить их на носилках в одном нижнем белье на улицу и грубо сваливать друг на друга в сани. День был морозный и ветреный, раненые испытывали холод и попросили позволить им одеться, но большевики, глумясь, заявляли: «Незачем, все равно расстреляем», причем ударили одного раненого по переломленной ноге шиною. По уходе большевиков в лазарете было обнаружено пустыми 42 койки. Часть больных скрылась, откупившись у большевиков за деньги, а остальные в тот же день были заколоты, изрублены и застрелены за городом и брошены без погребения. Из числа погибших установлены фамилии 11 лиц — Видов, Марсов, Череншанский, Агапов, Попов, Бублеев, Антонов, Кузьмичев, Белосинский, Матвеев и Соловьев, в возрасте от 14 до 22 лет, офицеры, юнкера, кадеты и добровольцы. Тогда же большевики разграбили не только вещи раненых, но и имущество лазаретного цейхгауза.