Михаил Гефтер - Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством

— Так ведь масштаб и есть исходный пункт. Почему бы не назвать его национальным?

— Весь вопрос о «российской нации» вбит в административно-бюрократическую теснину. Понятие «нация» до известной степени условное. Освободим его от восторженного оттенка: сказал «нация» и встал на цыпочки, руку на сердце и поешь гимн.

Нация — историческая случайность, ограниченная временем и пространством европейского региона. Мир не состоит из наций . Китай не нация, Индия не нация тем более. Украина и Казахстан не станут нациями никогда. Наполнение сакральным смыслом простого политического термина вообще путает карты. Что в ней священного, в нации? Да, так сложилось в Европе и США. Есть в этом свои преимущества, есть минусы. Минусы самодовольства, прежде всего… Но вижу, в тебе есть законный червячок сомнения.

— Сомнения оттого, что точка политической возможности для этого пройдена.

— Потому что регионализация пошла неверно. В рамках административной структуры она не реализует русский протоцивилизационный потенциал. России нет места в суверенных нерусских анклавах среди студня неопределившейся русскости. Протоцивилизационные различия существенней. И разговоры о сеператизме и федерализме неверны вообще. Вот, мол, как придет к власти прежняя номенклатура… А в Кремле какая сидит? Так лучше пусть будет власть на местах, где рядом с ней местный житель, который может сказать свое «фэ».

Но есть иное русло. Укрупнение до земель-стран , делающее возможным принципиально другую реинтеграцию. Беря за основу формы, типы, уклады человеческой жизнедеятельности русских, я вижу огромные различия. Дать культурную программу.

Политическим фактом является тупиковость этой России. И опасность рецидива «единой и неделимой» в рамках ядерного мира. Отталкиваясь от зачатков русской суверенности и отвечая существующей угрозе, мы ищем альтернативу. Альтернатива срабатывает через невозможность. Единая неделимая не несет будущего для России, она его лишает и она невозможна. Здесь — есть ресурс.

Мы формулируем некоторую не исключенность , с опережающей альтернативой. Как таковой ее еще нет. Но мы знаем, что регионы сами не выплывут к русскому цивилизационному уровню, пока мираж «Москва-Кремль» не растает. Тогда нас снова ждет булгаковский финал в гибнущей Москве. Либо мы успеваем предложить опережающую альтернативу русской суверенизации.

— У политических промежутков есть свои обязательные повестки. Характер промежутка диктует нам промежуточную идеологию. Шокирую я тебя или нет, но России нужно что-то вроде русского сионизма . У евреев сионизм — это ведь идеология промежутка, кому религиозная, кому светская, а главное — предельно практичная.

— Она и объединяет, и вдохновляет… и вместе с тем никого не обязывает.

— Всеядность, ограниченная кратким списком ближних государственных задач. Чем русские хуже? Меня все больше занимает русский список первоочередных задач. Повестка самого необходимого для того, чтоб Россия состоялась.

— Если бы от меня зависело, я бы долбил в одну точку — множественности стран русского мира . Что конгениально твоему «русскому сионизму». Конкретизировал, привлекал внимание. И все время напоминал об этом как о русском проекте.

— Для такого нужен слишком глубокий разрыв с обычаями централизма еще на старте, а это добавочный риск. Перевод твоего философского концепта многоцивилизованности русского мира в регистр текущих задач довольно труден.

— Согласен. Критерии, логика, иерархия… Да, нелегко, конечно.

— Но мне это подсказывает, как двигаться дальше.

— Если новая европейская цивилизация в ее фазе критического самопреодоления обрела практическую реальность, то и Россия нашла способ обнаружения себя в Мире. Стало возможным сдвинуть с места цивилизацию, иначе обреченную на непреодолимый циклизм. За все это расплачивались окольными блужданиями и катастрофичными корректировками. Там, где кресты пересеклись, возник контур «цивилизации Россия». Обреченная оставаться прелюдией Европы и вскоре пропасть, она открыла ресурс самоудержания, надолго застряв в промежуточной роли. Но перестав быть европейской прелюдией, Россия становилась чем-то уже совершенно иным.