Олег Шишкин - Битва за Гималаи. НКВД - магия и шпионаж

Пятого ноября 1926 года караван политических пилигримов вышел из пункта Юм-Бейсе и взял направление на Лхасу. Спустя пять месяцев он был остановлен у последней перед столицей крепостью — Нагча. За время задержки и переговоров с местными губернаторами о разрешении для дальнейшего следования в Лхасу Бимбаев сделал обследование важного района. Здесь поблизости находились три оружейных завода. Один из них располагался у перевала Улан-Дабан в семи верстах от Лхасы. Благодаря знакомству с директором разведчик попытался проникнуть в цеха. Здесь он был задержан бдительной охраной, но сумел бежать.

Бимбаев отличался храбростью, знал тибетский и монгольский языки, хорошо ориентировался в степи и горах — благодаря этим качествам ему было поручено осуществлять связь Чапчаева с советскими координаторами. Калмык часто совершал конные пробеги от Лхасы до Урги или населенных пунктов, занятых 1-й национальной армией Фына, где передавал необходимую информацию связным. Полевые радиостанции в Тибете часто были бесполезны— высокие хребты и множество магнитных аномалий, имеющихся в горах, сводили на нет их эффективность. Поэтому и мчался по горным перевалам всадник Бимбаев, совершая челночные рейды.

Двенадцатого августа 1927 года он появился в долине реки Шарагол, где стоял лагерь рериховской экспедиции. Врач экспедиции и секретарь Константин Рябинин об этом событии сделал впечатляющую запись в своем путевом дневнике. Приведем ее дословно: «В 5 ч. дня произошло необычное событие — на прекрасной нездешней лошади быстро подъехал всадник в богатом расшитом золотом из китайского шелка малиновом халате, отороченном мехом, внизу такой же роскошный шелковый кремовый халат, на ногах новые китайские сапоги хорошей работы, и в высокой желтой ламской парадной шапке с красной кистью. Вся одежда на нем была театрально новая; ни багажа, ни каких вещей не было. Встреченный нами, он с любезными поклонами быстро шагнул в мою палатку, где был Н. К., и, озираясь, начал как-то растерянно и сбивчиво спрашивать, куда мы едем, не в Лхасу ли, сам же ответил на наш вопрос, что он едет в Тейджинер и еще не знает, поедет ли в Лхасу или в Ургу. Затем он спросил, кто переводчик, и сказал, что имеет нам что-то сообщить тайно. Н. К. сказал Кончоку, чтобы он пригласил приехавшего в палатку отдельно и допросил его. Необычный гость начал беседу с обращения: «Мы ведь с вами одних воззрений», а затем, не поддержанный Кончоком, сразу сбился [207] Миссию переводчика экспедиции исполнял Голубин-Панкратов, который в этот момент отсутствовал в лагере — вот почему курьер растерялся. и заговорил, что мы религиозные люди и он религиозный человек. Его тайная весть заключалась в том, что он приехал будто бы известить об аресте прежде упоминавшегося монгольского посольства в Нагчу и что тибетским правительством получены сведения о продвижении русских («руссо») от Шибочена, почему в район Нейджи выдвинуты сильные охранительные отряды, причем наш молодой таинственный доброжелатель предупредил нас, чтобы мы при приближении к Нейджи проявляли осторожность и предварительно выслали разведку. Кончок признал в пришельце лицо, близкое монгольскому посольству, спешащее в Монголию, а его поклоны субурганам тот же Кончок нашел искусственными. Нарядный пришелец вскочил на коня и утонул в той таинственной дали, откуда и прискакал» [208] «Миссия Рериха. Развенчанный Тибет». Дневник доктора миссии К. Н. Рябинина. Л. 358–361. 12 августа. .

С тревогой смотрели члены экспедиции на удалявшегося лихача. Впереди их ждали суровые испытания.

Было что-то странное в том, как 19 августа караван снялся с места и двинулся на Лхасу. Впереди шествовали верблюды, груженные амулетами, ладанками и какими-то еще мистическими предметами. Тревога чувствовалась вокруг каравана всюду, в самом воздухе пустынного пространства. Невидимые пока никому, где-то рядом пролетали всадники из враждебных дозоров. Неизвестные и дикие племена, как и предупреждал вестник, должны были встретить путников на заснеженном перевале. Кто они, эти чумазые аборигены? Голоки? Панаги? Люди из племени кхам, коварные и похожие на команчей, вступивших на тропу войны?

Когда напряжение усилилось и стало ощутимо как нечто физическое, Елена Ивановна сообщила мужу, что ей необходим совет махатмы Мории. Тогда караван остановился, и два монгола поставили перед ней специальный столик для вызывания духов. Азиаты наблюдали за ее пасами с некоторым беспокойством, европейцы — с интересом. Постепенно дух, требовавший с ней магической связи, отпустил Елену Ивановну, и вскоре караван вновь продолжил свой путь.