Олег Шишкин - Битва за Гималаи. НКВД - магия и шпионаж

Получив сообщение, генерал-губернатор объявил мобилизацию и двинул войска в направлении Кашгара. Командовать авангардом карательной экспедиции вызвался начальник учтурфанского гарнизона Ма Дажэнь. Его отряд лихим маневром обошел Кашгар и 1 июня 1924 года ворвался в город с тыла— со стороны гор. Вооруженные группы мятежников были застигнуты врасплох и рассеяны. Только отряд охраны губернатора забаррикадировался со своим правителем во дворце. При штурме резиденции Ма Фусин был ранен и пленен. По приказу победителя пленника распяли на низком кресте, так что он фактически стоял на коленях. Руки Ма Фусина были привязаны к перекладине. Ма Дажэнь подъехал на коне к своей жертве и воскликнул:

— Ты узнаешь меня, Ма Фусин?

— Да, ты — Ма Дажэнь, — ответил распятый.

Победитель выстрелил в жертву, и брызги крови испачкали мундир триумфатора, а это считалось дурной приметой.

За успешное проведение операции генерал-губернатор назначил Ма Дажэня правителем оазиса Хотан. Там им и овладел дух жертвы, и он временами терял рассудок.

«По некоторым сведениям, — сообщала советская разведка, — он за последнее время сделался психически ненормальным человеком. В отношении к населению принимает репрессивные меры, произвол и безобразие гуляют по всему хотанскому даоинству (округу. — О. Ш .) К англичанам относится недоброжелательно» [92] РГВА. Ф. 25 895. Oп. 1. Д. 845. Л. 131. .

Четырнадцатого октября 1925 года экспедиция Рериха въехала в ворота Хотана. До начала нового приступа безумия губернатора оставались считанные дни. По первоначальному плану караван должен был проследовать через оазис далее на восток и, достигнув городка Керия, подтвердить или опровергнуть информацию о появившихся здесь британских отрядах. Но сделать этого не удалось, так как, едва вступив в город, экспедиция попала под жесткий контроль Ма Дажэня.

Нет, Ма Дажэнь только казался сумасшедшим. Его соглядатаи уже с первых часов появления экспедиции в Хотане установили наблюдение за караваном. Даотай внимательно изучал иностранцев. Он пригласил незнакомцев к себе в резиденцию на торжественный прием по случаю прибытия экспедиции. Гости пили чай и ели диковинные восточные сладости. Кроме того, на столе находилось около сорока различных блюд, но прием назывался завтраком. Он длился шесть часов. Хозяин задал за это время несколько очевидных вопросов и раздал гостям свои визитные карточки — это были квадратики цветной бумаги желтого и красного цвета, испещренные иероглифами, сообщавшими его имя и звание.

В целом иностранцы произвели на Ма Дажэня приятное впечатление. Но дело было не в его симпатиях. Даотай твердо знал, что любая иностранная научная экспедиция, пребывающая в Синцзян, имела прежде всего разведывательные цели. Вот почему он наложил ряд ограничений на действия членов каравана. Это прежде всего касалось всяких зарисовок, производившихся профессором, — их разрешалось делать только в помещении, которое снималось Рерихами у одного афганского аксакала. Далее Ма Дажэнь довел до сведения путешественников, что он не признает выданного по приказу Пекинского правительства паспорта и не может разрешить дальнейшее движение каравана в Центральный Китай. К экспедиции был приставлен и официальный надзиратель Керим-бек. Впрочем, вскоре у китайских властей появились еще более серьезные причины для беспокойства. В доме, где проживали Рерихи, появились два карашарских калмыка.

Калмыки издавна жили в Карашаре. Среди местного населения они назывались тургутами. В последние годы калмыки управлялись Тойн-ламой— буддийским монахом аристократического происхождения, сыном князя. Он сумел обучить и вооружить три кавалерийских эскадрона с помощью русских инструкторов из отряда белого атамана Бакича. Для Синцзяна это была мощная боевая единица. Карашарские калмыки серьезно подумывали об отделении от Китая, как это уже сделали монголы Халхи, образовавшие МНР. Это и вызывало тревогу китайских властей.

И хотя ни Керим-бек, ни Даотай не знали о сути разговора двух карашарцев с Рерихом, они инстинктивно чувствовали — здесь таится опасность.

Сообщение о встрече в доме Рериха было передано генерал-губернатору в Урумчи, и оттуда последовал резкий приказ— выслать экспедицию тем же путем, каким она пришла в Хотан: через перевал Санджу. Но выполнить это было невозможно, так как горную дорогу уже завалил снег. Даотай в конце концов согласился с этим доводом, но довел до сведения экспедиции, что с этих пор оружие у каравана конфисковывается и передается специальной китайской охране, которая теперь будет приставлена к сотрудникам миссии Рериха. Это означало арест. 29 декабря в доме художника произошел обыск, и тучи над экспедицией стали сгущаться. Впрочем, «Лама»-Блюмкин успокоил Рериха. «Когда они (китайцы. — О. Ш .) увидят, что дальше идти нельзя в наглости и в жестокости, они будут уверять, что вообще ничего не было, что нам все только показалось, а они всегда были друзьями. Обратите внимание, они все передают устно, и запуганные беки откажутся от всего ими виденного и слышанного. Единственное доказательство— это расписка в отнятии оружия» [93] Рерих Н. Алтай — Гималаи. — С. 155. , — поучал он художника.