Александр Чудинов - Жильбер Ромм и Павел Строганов. История необычного союза

Впрочем, едва ли такое мнение сложилось у Ромма еще в годы учебы или даже сразу по ее окончании. Скорее всего, подобная инвектива против религиозных учебных заведений являлась логическим продолжением той непримиримой борьбы против церкви, которую он вел уже во время Революции. В юности же Ромм был весьма далек от воинствующего антиклерикализма, присущего ему в зрелые годы. Более того, позволю себе усомниться в правомерности предположения А. Галанте-Гарроне о том, что учащиеся риомского коллежа, как и других французских коллежей и школ второй половины XVIII в., еще на студенческой скамье впитывали «запретные» идеи философов-просветителей, «распалявшие недовольство и нетерпение молодых поколений» [196]. Поскольку бумаги Ромма не содержат ни прямых, ни косвенных указаний на его знакомство в юности с произведениями философов французского Просвещения, историк строит свою гипотезу на том, что, во-первых, в двадцатилетнем возрасте Ромм читал и конспектировал Дж. Локка (а где Локк, мол, там и Руссо [197]), а во-вторых, что распространение просветительских идей носило тогда повсеместный характер.

Действительно, в бумагах Ромма сохранились выписки из «Опыта о человеческом разумении» Локка [198], сделанные в 1770 г. Однако эта книга распространялась во Франции вполне легально, и само по себе обращение к ней еще не подразумевало наличие у ее читателя интереса к «запретным» темам философии французского Просвещения и, в частности, к теориям Руссо. К тому же знакомство с трудом Локка, похоже, не способствовало развитию у Ромма вкуса к философии, даже если таковой у него и был в юности. Впоследствии, как отмечает сам Галанте-Гарроне и в чем мы сможем убедиться ниже, Ромм весьма пренебрежительно отзывался о гуманитарных науках вообще и о философии в особенности.

Что же касается распространения просветительских идей во Франции второй половины XVIII в., то оно носило далеко не всеобщий характер. Во всяком случае, эти идеи были явно не в чести среди риомских друзей Ромма, с которыми тот поддерживал самые тесные отношения на протяжении всей своей жизни. В круг этих людей, объединенных общей любовью к наукам и искусствам, Ромм, судя по его словам, вошел где-то в начале 1770-х гг., видимо, сразу после окончания коллежа. В одном из писем Дюбрёлю за 1777 г. он заметит, что их дружба длится около четырех лет [199], а в письме тому же корреспонденту от 29 сентября 1791 г. определит ее продолжительность уже более чем в 20 лет [200]. В этот круг Ромма ввел астроном и натуралист М. Бонифас (1738–1816), больше известный под именем Дю Карла (или Дюкарла) [201]. Уроженец Тарна, Дю Карла, в силу неизвестных нам жизненных обстоятельств, в 1770-е гг. на какое-то время оказался в Риоме, где и встретился с Роммом. Вскоре он уехал в Париж, но перед этим свел Жильбера со своими знакомыми, которые для того стали друзьями на всю жизнь [202].

Наиболее близок Ромму из них был, пожалуй, Габриэль Дюбрёль. Именно через него Ромм, странствуя по свету, поддерживал связь с родным городом. Дюбрёль же, в отличие от своего друга-путешественника, всю жизнь практически безвыездно провел в Риоме. Здесь он родился в 1747 г., здесь учился в Ораторианском коллеже, здесь на протяжении многих лет занимал пост директора почты. Человек весьма любознательный и охочий до книг, Дюбрёль, опять же в отличие от своего друга, достаточно прохладно относился к точным наукам и отдавал предпочтение гуманитарным дисциплинам – истории, философии, литературе. Будучи как минимум в общих чертах знаком с идеями философов Просвещения, он не только не разделял их, но и относился к ним с откровенной неприязнью. «Заинтересованность в нашей религии – это самое дорогое, что у нас есть. Вы должны относиться к этому с высочайшим вниманием и никоим образом не прислушиваться к нечестивым софизмам наших современных философов», – предостерегал Дюбрёль находившегося в Париже Ромма [203].

Столь же резкое неприятие у риомского почтмейстера вызывали и ставшие обыденными в политической литературе того времени нападки на власть. В одном из посланий Ромму он так характеризует прочитанную накануне книгу: «Имея мало времени, не буду подробно распространяться о томе по истории Франции. Ограничусь лишь замечанием, что прочитал его с удовольствием, что он написан простым и естественным языком и что, несмотря на все сказанное нашими мыслителями и нашими философами, кричащими о свободе, наше правительство является точно таким, каким его изобразил г-н Моро (Moreau)» [204]. Жакоб Николя Моро (1717–1803), со взглядами которого соглашался Дюбрёль, был широко известным в дореволюционной Франции защитником монархической традиции и последовательным критиком просветительской философии.