Лев Стекольников - Необыкновенный махаон

— А что я могу? — ответил мальчик. — Ишь их, червей, сколько!

— В одиночку, конечно, ничего не сделаешь. А ты ребят позови.

— Ребят мало осталось. Разъехались.

Плахов задумался.

— Разрешите, товарищ лейтенант, созвать бойцов, — обратился он ко мне. — Помочь Савке по хозяйству. Мы бы мигом…

— Действуйте! — разрешил я.

Не прошло и десяти минут, как на огороде собрался весь взвод.

Солдаты собирали «червей» в каски, а потом вытряхивали их в яму. Старшина рубил гусениц лопатой и засыпал землей. Савка не спускал с него глаз.

Видно было, что этот сильный человек с медалью «За отвагу» на широкой груди ему очень нравился.

Через час мы отправились дальше.

— Очистили мы, Савка, твой огород, а теперь пойдем наш общий, советский огород очищать, — сказал Плахов.

Началась эта история с того осеннего дня, когда, возвращаясь с работы, я зашел в городской сад. Было солнечно, ветрено и холодно. Шумели пыльные тополя. Блестели серебряными косами ивы, растущие на краю сада. Возле них на асфальтовой дорожке я заметил зеленую толстую гусеницу. По белым косым полоскам на ее боках и кривому, темноголубому рогу на хвостовом конце тела тотчас узнал глазчатого бражника.

Я зажал гусеницу в кулаке. Она напряглась пружиной и начала «бодаться», довольно сильно толкая в ладонь своей твердой головкой.

А что, если попробовать вывести бабочку среди зимы? Как это будет хорошо! За окном снег валит, мороз, а у меня на столе сидит живая бабочка. Чудесно!

Эта мысль мне очень понравилась. Я понес гусеницу домой, и всю дорогу она неутомимо «бодалась».

Мне нужен был деревянный ящик, наполненный землей, мхом и сухими листьями, но дома его не оказалось, и я устроил жилище для гусеницы в стеклянной консервной банке. На дно, поверх земли, положил ивовые листья.

Дом готов, пожалуйте! И, пустив гусеницу в банку, завязал горловину марлей.

Пленница беспокойно ползала, листьев не ела и в землю зарываться не спешила.

За ночь гусеница так изменилась, что уже трудно было узнать в ней прежнюю зеленую красавицу. Она потемнела, сморщилась и ушла наполовину в землю.

Хорошо бы уловить момент, когда она начнет окукливаться.

Но уловить оказалось невозможным. Спустя час гусеница полностью скрылась под землей.

Дня через два рискнул разгрести землю лучинкой. Неглубоко зарытая там лежала темно-коричневая куколка, на которой можно было уже угадать очертания всех частей бабочки. Ни дать ни взять — шоколадка.

Что мне с тобой делать? В саду под кустиком ты бы лежала без движения до середины мая. Но это меня не устраивает. Сделаю-ка тебе очень короткую зиму.

Не помню, в какой ученой книге я прочитал, что для правильного развития многим бабочкам, в том числе и бражникам, требуется зимой период покоя. Ученые называют этот период «диапаузой». Без диапаузы бабочка развиваться не будет и куколка высохнет.

— Подержу-ка тебя дней десять на морозе, — решил я, — а потом постепенно повышу температуру до комнатной.

Но зима в Ленинграде, как водится, не торопилась приходить. Прошел ноябрь, первая половина декабря — морозы не наступали.

— Дядя Лева! — сказал мне мой племянник Толя. — А что, если нам купить электрохолодильник и поместить в него куколку?

— Идея хороша, но боюсь, что бражник обойдется нам слишком дорого… — Наконец, под Новый год ударила стужа, но увы! — она не держалась больше пяти дней. Банка с бражником стояла между окнами. Там же был помещен термометр, но синий столбик упорно не хотел опускаться ниже нулевой черты. А ведь надо обязательно подержать куколку на морозе. Этим советом ученых-энтомологов я не решался пренебречь и продолжал держать банку с бражником между рам так долго, что в конце концов совсем забыл о ней.

Незаметно подошел февраль. Недели три стояли лютые холода, окна заросли серебряными травами, а бражник лежал в банке под легкой марлей.

«Вымерзла, наверно, куколка, — думал я. — Подожду уж до оттепели. Тогда и вытащу».

А оттепели не пришлось ждать долго. Закапало с крыш, снег потемнел и уплотнился.

Прежде всего надо убедиться, что бражник жив. Я достал банку из-за окна и выкатил куколку на ладонь. Она казалась окаменевшей, тяжелой и очень холодной.

Внимание! Я взял ее за головку. О, чудо! Бражник слабо шевельнул брюшком. Теперь надо повышать температуру. И я последовательно переставлял банку: сперва — на подоконник, а потом — на стол.