Олесь Бузина - Докиевская Русь

Особенно потряс византийцев обряд человеческих жертвоприношений, который практиковали воины Святослава. «Когда наступила ночь, — пишет Лев Диакон, — и засиял полный круг луны, скифы (так называет русов византийский историк. — О. Б.) вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили несколько грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра».

Таковы подлинные нравы святославовой дружины. Меня же больше всего потрясает ее языческое «бескорыстие». Ведь сами могли воспользоваться любовью пленниц! Но считали, что погибшие товарищи не должны остаться без подруг в загробном мире — и отправляли их в подарок мертвецам! Правду сказал Гоголь: «Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей».

Из шестидесяти тысяч русов, напавших на Византию, уцелело чуть больше трети — двадцать две тысячи. Греки называли точную цифру, исходя из того, что по условиям мира должны были снабдить каждого уходившего со Святославом воина двумя медимнами зерна (примерно 20 кг при пересчете на наши меры).

«Сфендослав, — заканчивает Лев Диакон, — оставил Дористол, вернул согласно договору пленных и отплыл с оставшимися соратниками, направив свой путь на родину. По пути им устроили засаду пацинаки — многочисленное кочевое племя, которое пожирает вшей, возит с собою жилища и большую часть жизни проводит в повозках. Они перебили почти всех, убили вместе с прочими Сфендослава, так что лишь немногие из огромного войска росов вернулись невредимыми в родные места».

У Святослава был брат — Улеб. Это имя сегодня мы произносим как Глеб. По происхождению, оно скандинавское. Улеб — это Олав (Олаф). В отличие от Святослава, Улеб, как и княгиня Ольга, уже был христианином.

Брат Святослава Улеб был христианином. Князь убил его, обвинив в поражении от единоверцев брата

ИЗБИЕНИЕ ХРИСТИАН.Потерпев в 971 году поражение от византийцев в Болгарии, Святослав обвинил в этом немногочисленных христиан, бывших в его войске. Согласно Иоакимовской летописи, он приказал замучить Улеба и его сторонников в Белобережье — на острове Березань, и, пообещал после возвращения в Киев поступить так же с остальными приверженцами веры Христа, уже проникшей к тому времени на Русь из Константинополя.

Таким образом, первыми нашими христианскими мучениками стал брат Святослава Улеб и его безымянные дружинники, погибшие на Березани. Летопись сохранит историю о еще об одном мученике-варяге, которого язычники сожгли вместе с сыном в Киеве уже при сыне Святослава — Владимире. Жрецы Перуна выбрали их в жертву по жребию. Думаю, жребий выпал на этих христиан отнюдь не случайно. Жреческая корпорация Перуна была обеспокоена распространением новой религии и решила уничтожить конкурентов.

Но, как бы там ни было, викинги-русы сыграли куда большую роль в принятии Русью христианства, чем обычно думают. Новые идеи приходят вместе с торговлей. Торговлю с Византией в ранней Руси держали варяги. Что же странного в том, что христианизация, в первую очередь, коснулась именно этой этнической группы?

Скандинавские саги о крещении князя Владимира вносят новые детали в привычный нам с детства летописный рассказ. Согласно им, едва ли не решающую роль в выборе веры сыграл конунг Норвегии Олаф Трюгвассон. Якобы именно он, проездом из Константинополя через Киев, убедил Владимира принять христианство. Самое удивительное, что в наших летописях тоже сохранились следы этой версии!

Король Олаф Трюггвасон в последней битве. Тело великого конунга, дружившего с князем Владимиром, так и не было найдено. Погибший пополнил ряды «вечно живых героев»

Князь Святослав погиб у Порогов в марте 972 года. От него осталось предание о чаше, сделанной из его головы печенежским ханом Курей, и три сына от разных матерей — Ярополк, Олег и Владимир. Один из мало цитируемых древнерусских хронистов, близких к так называемому Тверскому летописцу, как бы между прочим упомянул: «Есть чаша сия и доныне хранима в казнах князей печенежских, пьют же из нее князья со княгинею в чертоге, егда поимаются, говоря так: «Каков был сий человек, его же лоб есть, таков будет и родившийся от нас».