Андрей Васильченко - Цитадель Бреслау. Последняя битва Великой Отечественной

«Непрерывно приезжали русские и требовали предметы на вывоз, например, пианино, швейные машинки, гардеробы, спальные гарнитуры, велосипеды, пишущие машинки».

Высоко нагруженные, советские грузовики двигались к вокзалу. Там добычу перегружали в вагоны и отправляли в Россию. В Бреслау русские, как и во всей Восточной Германии, с чрезвычайной основательностью преследовали цель вывезти по возможности все, что представляет какую-либо ценность, к себе, прежде чем они передадут власть Польше.

1 июля 1945 года во главе городского управления встал польский гражданский комиссар. Будни немцев в силезской столице стали невыносимыми. Житель Бреслау X., которого русские после оккупации назначили окружным бургомистром, сообщал:

«К злоупотреблениям русских оккупационных властей добавился теперь произвол вооруженных польских молодчиков совершенно других мотивов, полностью понятных нам, антифашистам, если они не затрагивали нас самих… Все же и здесь проявились положительные силы русской военной администрации, русская военная комендатура часто откликалась на просьбы и предоставляла охрану и защиту от насилия со стороны поляков».

Польские банды, как вспоминает обойщик Георг Фрич из Бреслау, взламывали склепы городского кладбища и выбрасывали гробы. Затем уютно размещались в склепах на жительство. Из склепов они совершали разбойничьи вылазки, а в кладбищенских стенах прятали свою добычу. Одного немецкого пастора ограбили во время похорон, бандиты у могилы сняли с него ботинки.

«Сначала, — сообщал окружной бургомистр X., характеризуя отношения между поляками и советскими солдатами, — когда русским стало известно, что Бреслау и Си-лезия становятся польскими, они поджигали целые жилые кварталы в бешенстве от того, что они клали свои жизни за завоевание этой земли и этого города, а теперь плоды их победы оспариваются бандой мародеров, корчащих из себя таких победителей, которых прежде них не бывало. Даже несколькими неделями позже, когда отношения успокоились, то здесь, то там можно было увидеть занимающиеся огнем дома, подожженные русскими».

Вооруженная польская милиция была авангардом польского гражданского населения, которое теперь, через несколько недель после принятия гражданской власти новыми хозяевами, устремилось в Бреслау. Немцы должны были уступать им место, оставлять квартиры, сдавать предприятия. Торговец недвижимостью Б.Ф. и его жена были изгнаны из квартиры, которую они с большим трудом снова кое-как смогли обжить. К ним пришли солдат и гражданский: «Солдат направил мне в грудь автомат и сказал: «То же самое, что немцы делали в Польше. Даю семь минут времени, теперь шесть, теперь пять!..» Торговец пожаловался польскому бургомистру. Бургомистр ответил: «Для немцев больше нет собственности!».

Лишенные собственности и бесправные жители Бреслау нищали день ото дня. Не было продовольствия и медикаментов. Поляки утвердили размер хлебного пайка для немцев в два фунта на десять дней. И даже это количество часто не выдавали. Немцы в Бреслау голодали. В польских магазинах в Бреслау были горы хлеба и мяса, но за них надо было платить польские деньги, а немцы были вынуждены работать вообще бесплатно. В аптеках, перешедших к полякам, стоимость одной таблетки аспирина составляла десять-пятнадцать марок.

Над многими подвалами, где обитали немцы, и в окнах многих домов, где еще жили немцы, летом 1945 года висели куски желтой ткани — сигналы эпидемии. Они запрещали входить в подвал или в дом. Начался тиф, свирепствовавший повсюду. Болезнь унесла бесчисленное множество ослабленных и голодающих немцев.

Торговец недвижимостью Б.Ф.:

«Новорожденные дети почти без исключения были приговорены к смерти. Матери не могли успокоить детей, так как для них самих не было никакого пропитания. К тому же не было никакой воды для мытья, никакого белья и никакого ухода, так как большинство женщин должны были исполнять исправительные работы. Завернутое в тряпье, разумеется, без гроба, такое невинное создание закапывали на кладбище безо всяких формальностей».

Нужда росла, и часто изголодавшиеся, исхудавшие, одетые в лохмотья немецкие женщины, мужчины и дети с миской в руке шли в те места города, где стояли русские полевые кухни. Вид побежденных вызывал у победителей жалость. Торговец недвижимостью Б.Ф. с благодарностью вспоминал:

«Иногда повара давали половник каши и бульона, а кому посчастливилось, получал кость с чем-нибудь на ней и хлеб. Я тоже много раз подходил со своим чайником. «Давай, старик, подходи», — подзывали меня и наливали полную посудину. Для нас это было спасением».