Постоянное уничтожение в пожарах и под обстрелами мебели и домашней утвари породило проблему так называемого выморочного имущества. Кроме этого, значительная часть сохранившейся мебели шла на строительство баррикад. Буххольц описывал, что гибель хороших вещей производила на людей, живших в нищете, самое тягостное впечатление. Он писал:
«Если на место прибывали уполномоченные партийные функционеры, чтобы объявить о данном мероприятии, то многие замечали, что они несли некоторые вещи не в направлении баррикад, а в подвалы, где располагались их офисы. Среди населения стало распространяться мнение, что вещи не надо сохранять для их прежних владельцев, а потому с ними можно обращаться на свое усмотрение. Поэтому многие из вещей разбирались прежде, чем на место прибывала группа партийных чиновников. Наиболее порядочные люди стали обращаться к священникам. Им стали выдавать справку о том, что если они хотели сохранить вещь для ее прежних владельцев, то они могли забрать ее при условии, что позже она будет обязательно возвращена. Это был моральный принцип использования чужой собственности: Res clamat ad dominum — каждая вещь вопиет своему хозяину, то есть чужие вещи остаются на сохранении у определенного лица, пока не будет обнаружен их истинный хозяин».
Если задуматься над тем фактом, что «крепость» Бреслау после своего окружения более двух месяцев могла противостоять превосходящим силам Красной Армии, то невольно напрашивается вопрос: как это было возможно? Подобное могло происходить по целому ряду причин. Во-первых, находившиеся в обороне немцы достаточно быстро приспособились к тактике действий советских войск. Поэтому явно превосходство Красной Армии в живой силе и технике компенсировалось тем, что ее части несли в уличных боях огромные потери. Это, в свою очередь, стало следствием не только хорошего знания немцами местности, но и использования гибкой тактики обороны. Во-вторых, недостаток у немцев боеприпасов был компенсирован изготовлением так называемого «временного оружия», которое вполне могло успешно использоваться в обороне. Кроме этого, не стоило сбрасывать со счетов тот факт, что неуклонно сжимавшееся кольцо советского окружения вокруг Бреслау позволяло улучшить координацию действий между отдельными немецкими подразделениями, равно как и увеличить плотность оборонительного огня на один условный метр фронта. И, наконец, самое большое значение для защитников Бреслау имел целый ряд психологических установок. Страх перед «русским пленом» и «отправкой в Сибирь» заставлял многих немецких солдат сразу же отказаться от мысли о добровольной капитуляции. Это обстоятельство могло бы показаться незначительным, но, тем не менее, источники указывают на то, что именно оно «добавляло сил и мужества» защитникам Бреслау. По этой же самой причине советская пропаганда — листовки и призывы через громкоговорители — не оказывала должного влияния на немецких солдат (речь именно о военнослужащих, а не гражданском населении). Новак в своих записях выразил эту мысль следующим образом:
«Только ужас перед русским пленом удерживает их еще на фронте».
Подобная формулировка может показаться несколько примитивной, но, судя по всему, в конце боев за Бреслау дела обстояли именно таким образом.
Немецкие солдаты и гражданское население города все чаще стали задаваться вопросом: «Что ожидает нас в будущем?». 20 апреля Новак записал в своем дневнике:
«Полная безнадежность. Угонят ли нас русские к себе, так как это делали Гитлер и его приспешники в других странах, когда они разрушали семьи? Германия не очень большая страна, а Россия — огромная… Холодок пробегает по коже от одной только мысли, суждено ли еще встретиться мне со своей семьей».
В Бреслау, равно как и во всей Германии, уже не верили в перелом в ходе войны или хотя бы в ее относительно удачное завершение, подобное тому, которого добился Фридрих Великий в результате Семилетней войны. Все понимали, что «чудо-оружие», благодаря которому фюрер спасет страну, было блефом и иллюзией. К мысли о безысходности положения стали приходить даже многие офицеры. Тем не менее, в сводках командования Вермахта 18–19 апреля значилось следующее:
«На западном фронте Бреслау продолжаются ожесточенные оборонительные бои… Смелые защитники Бреслау отразили на южном и западном фронтах вновь начавшиеся атаки русских».
В середине апреля вновь был поднят вопрос о деблокировании крепости, которое было давным-давно обещано фельдмаршалом Шёрнером генералу Нихофу. Сроки предстоящего «спасения» города каждый раз откладывались на неопределенный срок. Несмотря на это прискорбное для немцев обстоятельство, некоторые из них не теряли надежду. В своих заметках Хуго Хартунг записал:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу