(Русак) Степанов - Свидетельство обвинения (Том 1, Революция и первые годы Советской власти)

Для революционеров всех толков насилие является наивысшим авторитетом во всех вопросах. Революция, по утверждению Энгельса, которая, как мы сказали, наиболее выразительно проявляется в насилии, несомненно, есть самая авторитетная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков, пушек, т.е. средств чрезвычайно авторитетных; и если победившая партия не хочет потерять плоды своих усилий, она должна удерживать свое господство посредством того страха, который внушает реакционерам ее оружие. [21] Как видим, Энгельс весьма правдиво обрисовал кровавый облик революции.

Революционеры с самого начала видели выход из существовавшего в царской России положения в революции именно кровавой.

"Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы; мы предвидим все это и все-таки приветствуем ее наступление", - сказано в одном революционном документе. [22]

В бакунинском "Катехизисе революционера" еще более четко обрисован этот кровавый облик революционера. В глубине своего существа, не на словах только, а на деле (революционер) разорвал всякую связь... со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями и нравственностью этого мира. Он для него враг беспощадный... И если бы он продолжал жить в нем, то для того только, чтобы его вернее разрушить. [23]

Революционер отказывается от мировой науки. Он изучает денно и нощно живую науку - разрушение.

Суровый для себя, революционер должен быть суровым и для Других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности должны быть задавлены в нем единою холодной страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение - успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель - беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно к этой цели, он должен быть готов и сам погубить своими руками все, что мешает ее достижению. [24]

Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире. Все и вся должны быть ему равно ненавистны. Тем хуже для него, если у него есть в обществе родственники, дружеские или любовные отношения. Он не может и не должен останавливаться перед истреблением всего, что может помешать ходу всеочищающего разрушения.

- А если это шедевры архитектуры или живописи, случайно оказавшиеся в поле схватки?

Вопрос для революционера бессмысленный. Тут людей жалеть не приходится, а не то что каких-то каменных дурачеств подлого прошлого. Их даже, если не помешают, следует так разрушить, чтобы никакой и памяти не осталось об эксплуатации обманутых и рабов. [25]

Население революционеры делят по спискам на пять категорий. Это по порядку их вредности делу "очищающего разрушения". С тем, чтобы первые номера были убраны со сцены ранее последующих. И единственный принцип при составлении списков - это польза, которая принесется революционному делу от смерти того или иного человека.

Первая категория - это те, чья внезапная и насильственная смерть потрясет, как гальваническим током, всю страну и правительства, наводя на него страх и лишая его умных и энергичных деятелей.

Вторая категория - список тех, кто совершает поступки зверские, помогая своими действиями и распоряжениями довести народ до неотвратимого бунта. Этим революционеры даруют жизнь (но временно!) ради невольной помощи их делу.

Третья категория - это все остальные "высокопоставленные скоты", те, кто пользуются по своему положению связями, влиянием, силою, богатством, известностью. Их надо опутать, прибрать к рукам, вызнать слабости и грязные тайны, так скомпрометировать их, чтобы они, как рабы, как веревочные куклы

Результатом будет бесследная гибель большинства и революционное созревание оставшихся немногих. [26]

Ну, чем это хуже фашистской философии?!

Революционеры всеми силами способствуют развитию и усугублению тех бед и зол, которые должны побудить к восстанию массы. [27]

Бакунин даже древние слова Гиппократа, относящиеся к исцелению страждущих, делает многозначительным эпиграфом к прокламации, призывающей к разрушению, - слова о том, что огонь - последнее и самое целительное средство.

Он призывает огонь на Россию. А для пущей удачливости советует соединиться с разбойниками.

А во имя чего? Во имя одного и того же: "Мы должны отдаться безраздельно разрушению, постоянному, безостановочному".