Кэролли Эриксон - Мария кровавая

Самой острой проблемой, как всегда, была финансовая. В конце февраля ситуация обострилась настолько, что Мария повелела всем, кто занимается финансовыми делами, встречаться ежедневно в присутствии кардинала Поула и Фериа. Финансовое положение правительства Марии всегда было непадежным. От отца и брата она унаследовала пришедшее в упадок государство, терзаемое постоянной финансовой неустойчивостью, со всплесками инфляции, с сильно понизившимся уровнем занятости и катастрофически бедственным состоянием дел в селе. Все большие дороги заполнили бродяги. И без того тяжелое положение усугубили неурожаи 1555 и 1556 годов. Местным мировым судьям были даны широкие полномочия по выявлению тайных накоплений запасов продовольствия и распределения его по справедливости, насколько это возможно. Число нищих всякий год росло, а еженедельных пожертвований при приходах было недостаточно, чтобы снабдить каждого хотя бы куском хлеба. При королевском дворе расходы также все сильнее превышали доходы, а займы, сделанные в Антверпене людьми Марии, так и оставались невыплаченными. Сроки платежей продлевались на месяцы и годы. Еще в начале 1555 года Мейсон взмолился, чтобы Господь «ниспослал нам какого-нибудь умного человека, которому бы королева могла полностью доверять, чтобы он советовал ей соблюдать меру и пропорционально согласовывать доходы и расходы». Но такой человек все не появлялся, хотя Грешем очень хорошо работал для Марии на денежных рынках Фландрии. Возможно, в тот момент, когда Мейсон написал эти отчаянные строки, Мария подумывала, не отозвать ли ей от иностранных дворов большую часть послов и тем самым уменьшить расходы, а недружелюбно настроенные иностранцы при ее дворе замечали, что бедность королевы стала уже заметной даже по той еде, что подавалась к ее столу.

Финансовые чиновники выступали на Совете с самыми мрачными прогнозами на будущее. Пэджет обвинял их в нерасторопности и предлагал занять в Антверпене еще сто тысяч фунтов, а пятьдесят тысяч попытаться добыть у купцов в Лондоне. Фериа знал, что этих сумм едва хватило бы, чтобы выплатить неотложные долги, не говоря уже об обширных военных расходах. Почти пятнадцать тысяч фунтов ежемесячно уходило на то, чтобы содержать на плаву полностью укомплектованный флот и обеспечить каждого из четырнадцати тысяч матросов, канониров и воинов фунтом пирога, двумя кружками пива и двумя фунтами мяса в день. Раздраженный упрямством Пэджета и тех в его окружении, которые «говорят, что их страна богатая, добавляя при этом, что они не знают, как добыть денег на то, чтобы ее защитить», Фериа высказывал советникам все, что он о них думает, и после этого обращался к Марии.

Королева принимала и выслушивала его со своей обычной серьезностью, но ему казалось, что она думает в тот момент о чем-то совершенно другом. Мария говорила Фериа, что из Гринвича будет «продолжать воздействовать на советников по поводу денег». Она собиралась туда переехать, однако подчеркивала, что смена резиденции с финансовым кризисом никак не связана. В Гринвиче она найдет утешение среди монахов, все еще не теряя надежды, что ей предстоят родовые схватки. Она умоляла Филиппа приехать в Англию на тот период, когда предполагаются роды, и он давал ей некоторые основания надеяться, что это может произойти. Кроме того, он смог бы здесь справиться с Пэджетом и остальными, потому что она уже отчаялась как-то поправить ситуацию в стране. Мария была не на шутку встревожена. Она уже и так пожертвовала интересами Англии, чтобы поддержать рискованные авантюры Филиппа. Подавленная необходимостью играть двойную роль, супруги и правительницы, она постепенно замыкалась в себе и погружалась в меланхолию.

Символично было то, что с Поулом произошли еще худшие перемены. Уже несколько месяцев Мария правила без его духовной поддержки. Безнадежно подавленный и больной, Реджинальд ПЬул бродил теперь по дворцу как слепой. «Кардинал уже мертвец», — писал Фериа Филиппу без обиняков, а письма самого Поула полностью подтверждали это суждение. Сознание кардинала было помрачено. Он обращался к сановникам церкви и папе, как к каким-то абстрактным видениям, и наполнял свои письма странными блаженными и апокалиптическими образами, вплетая в них себя и королеву.

Поула терзала мысль, что он вверг Марию в конфликт со святым престолом. В июне 1557 года папа лишил Поула полномочий легата в Англии и призвал его в Рим, чтобы тот предстал перед судом инквизиции по обвинению в ереси. На его место был назначен бывший исповедник Марии, Уильям Пето. Мария написала Павлу IV, что не согласна с его действиями, и попросила его «простить ее, если она считает, что лучше Его Святейшества знает, какой человек хорош на службе в ее королевстве». Это письмо вызвало большой гнев папы. Кардинал Поул оставался архиепископом Кентерберийским, но в глазах римского папы он был беглым еретиком.