Самолеты пошли на второй заход. Однако низкая облачность и наступившие сумерки скрыли шхуну, и самолеты потеряли нас из виду. Мы их тоже не видели, лишь было слышно, как они пролетели в стороне.
Все наше вооружение, к сожалению, состояло из нескольких револьверов и 70 ручных гранат, оставшихся от прежних хозяев. Поэтому мы могли только уклоняться от боя, но сейчас были лишены и этой возможности. Часа через два повреждение было устранено, двигатель заработал, и мы снова «ожили». Ночью шли в полном затемнении. Было тревожно. С рассветом: мы заметили на горизонте темный силуэт корабля. С улучшением видимости, через бинокль, можно было различить подводную лодку. Ни флага, ни опознавательных знаков на ней не было. У нас была сыграна «боевая тревога». Согласно уставу, в военное время всякая неопознанная подводная лодка считается вражеской. На коротком совещании, которое проходило на палубе, мы решили: если лодка вражеская и захочет снять «приз», т. е. человека с нашей шхуны в качестве доказательства, то в плен не сдаваться и подороже отдать свои жизни.
Тем временем подводная лодка приблизилась настолько, что в бинокль можно было видеть, как она идет на пересечение нашего курса. Пушки наведены в нашу сторону, у пушек находился расчет. Мы шли под военно-морским флагом Советского Союза. Нашей шхуне, практически беззащитной, делать было нечего. Два с половиной часа продолжалось это испытание нервов. Но вот по мере сближения я прочел семафор. Выяснилось, что это наша подводная лодка. Казалось, мы выиграли вторую жизнь.
После обычных вопросов командир лодки спросил, не нуждаемся ли мы в помощи, и предложил подвезти кого-либо из нашего экипажа на Кавказ: надводная скорость лодки была значительно больше нашей. Конечно, это было только проявление любезности, так как в такую погоду на шлюпке доставить кого-либо со шхуны на подводную лодку было невозможно.
Во второй половине дня погода улучшилась, временами в разрывах между облаками проглядывало, несмотря на ноябрь, яркое южное солнце, но большинство членов экипажа по-прежнему ничего не ели. Тогда я решил несколько приободрить людей. Вынес на палубу патефон и, придерживая его, чтобы он не свалился, поставил «Раскинулось море широко». Эта песня о службе моряков пользовалась на флоте большой любовью, и часто можно было слышать, как матросы, собравшись на баке корабля, вдохновенно ее пели. Они вкладывали в нее свои лучшие чувства, тоску по близким и мечты о дальних походах. Сейчас она оказала благотворное действие, лица посветлели. После второй пластинки, с увертюрой из оперы «Кармен», А. А. Вассерман громко, так, чтобы все слышали, сказал, что намек понят и он хочет есть.
Поздно вечером того же дня мы пришли в Сочи. После Севастополя он показался нам сказочным городом. Здесь не было ни затемнения, ни воздушных тревог, ни бомбежек. Люди прогуливались, как в мирное время. Мы за короткое время так отвыкли от всего этого, что не верили своим глазам.
Дальнейший наш переход проходил обычно. По приходе в Поти я доложил о прибытии в штаб главной базы ЧФ и сразу же получил указание размагнитить подводную лодку, уходящую с боевым заданием. Возвращаясь в порт, я встретил на мосту через р. Риони военного коменданта города капитан-лейтенанта А. П. Старушкина. Он обратил внимание на пуговицы моей шипели, которые после морского перехода имели, как говорят в Одессе, «еще тот вид», и любезно предложил направить меня на гауптвахту, где у меня будет достаточно времени, чтобы почистить их. После того как он меня отпустил, ограничившись замечанием, я все оставшуюся часть пути возмущался требованием коменданта: мне надо срочно боевую подводную лодку размагничивать, а он с пуговицами пристает. В то время мне это казалось нелепым, и лишь позже я понял, что Старушкин был прав.
Вообще на флоте ходили разные небылицы о его требовательности, которые часто были гиперболически преувеличенными.
В тот день мне на «блюстителей порядка» просто везло. Как только мы начали размагничивать подводную лодку у девятого причала, где было свободное место и достаточная глубина, к нам на катере подошел командир ОХРа [31] ОХР — подразделение, осуществляющее охрану стоянки кораблей и порядок в порту.
капитан-лейтенант Зугзенидзе и с возмущением потребовал от командира подводной лодки освободить место. Надо сказать, что я еще не успел изучить акваторию порта и в связи со срочностью задания и наступлением темноты начал работы в месте, которое на первый взгляд показалось мне подходящим. На самом деле подводная лодка действительно до некоторой степени мешала движению кораблей по гавани.
Читать дальше